Никифор Романов "Что такое любовь?" Опции

[Leon]

Романов Никифор Антонович родился 20 марта 1936 г. в деревне Климовуцы Амурской обл. в старообрядческой семье. Закончил судомеханическое отделение Астраханской мореходной школы и литфак Мурманского пединститута. Работал механиком в Мурманском тралфлоте, корреспондентом газеты «Комсомолец заполярья», учителем, директором школы-интерната. После выхода на пенсию занимался предпринимательством.
С 1978 г. проживает в г. Покров Владимирской обл.

Никифор Романов. Что такое любовь?



Злопыхатели презрительно обзывали нас «совками»,
но мы не были узко ограниченными людьми, нас
интересовали все стороны многообразного бытия,
мы мыслили и свои мысли высказывали вслух.
Автор о себе и своих современниках.


Скачать:

Прикрепленные файлы

 Chto_takoe_lubov_fb2.zip ( 273.6 килобайт ) Кол-во скачиваний: 11
 Chto_takoe_lubov.doc ( 5.61 мегабайт ) Кол-во скачиваний: 8

 

[Leon]

Ниже приведены отрывки из книги для чтения он-лайн. Полностью книгу вы можете скачать по приведенной ссылке выше.

ЧТО ТАКОЕ ЛЮБОВЬ?

У моряков во время плавания выходных дней не бывает. Круглые сутки вахта сменяет вахту, и в таком ритме жизнь моряка протекает неделями, а то и месяцами, пока длится плавание. А в то время, когда Виталий Михайлов начинал свою трудовую деятельность, отгулов за выходные и праздничные дни, проведенные на работе, вообще не полагалось. Правда, добавлялось несколько дней дополнительно к отпуску, как бы за ненормированный рабочий день, но эти несколько дней всех выходных компенсировать никак не могли.
Что же касается коротких стоянок в порту, то и во время них экипажи продолжали нести свою ежедневную вахту, выполняя необходимые корабельные работы, связанные с мелким ремонтом, пополнением запасов и приготовлением судна к очередному плаванию. И только иногда, не более одного – двух раз в год, на судно приходила береговая бригада, и судовой экипаж мог дня три, в лучшем случае пять дней, передохнуть. В таких случаях, семейные мореплаватели отправлялись по домам и, проводили эти, быстро пролетающие дни, в кругу своих родных и близких. У кого не было своего дома и семьи, днем и вечерами встречались с друзьями, ходили в театры и кино, посещали кафе и рестораны, но на ночлег возвращались в свои каюты. Правда, желающие могли взять в базовом комитете профсоюза направление в междурейсовый дом отдыха моряков и за умеренную плату пожить несколько дней в комфортной гостиничной обстановке. Однако, это возможно было сделать только при относительно длительной стоянке в порту.
Судно, на котором плавал Виталий Михайлов, возвратясь из очередного рейса, пришвартовалось к причалу порта приписки. Для экипажа минувший рейс выдался не легким. Трепали, сменявшиеся один другим, сильные штормы, выходили из строя механизмы. Отстояв вахту, приходилось выходить на подвахту, помогать устранять неполадки. Но трудности остались позади. На судно дали береговую бригаду, Виталий сошел на берег и, на этот раз, решил взять направление в междурейсовый дом отдыха.
Междурейсовый дом отдыха моряков представлял собой огромный роскошный особняк в центре города с номерами на одного, двух, трех и четырех человек. В нем располагались: просторная столовая, спортзал и плавательный бассейн, промтоварный магазин, поликлиника, кинозал и зал массовых мероприятий. Словом, все для полноценного культурного проживания.
Виталию достался номер на двоих. Его соседом по койке был возвратившийся из отпуска матрос, ожидавший прихода своего судна в порт.
Устроившись в номере, Виталий решил пойти в столовую пообедать. Проходя по коридору мимо зала массовых мероприятий, он увидел афишу, извещавшую о том, что сегодня в 19 часов в этом зале состоится диспут на тему: «Что такое любовь?». После диспута обещались игры и танцы.
Ну, кого не тронет столь животрепещущая тема, тем более, если ты холостой человек в расцвете лет? Виталий решил пойти на диспут, надеясь услышать интересные откровения, касающиеся знакомого всем, и, тем не менее, загадочного предмета человеческих отношений.
Зал был полон. В нем собрались люди разного возраста, но, как показалось Виталию, преобладали особы женского рода. «Значит у женщин к предмету любви больше интереса, чем у мужчин», – отметил про себя Виталий.
Еще в школе он замечал, как, то там, то тут собирались парами, а то и небольшими стайками, девочки, о чем-то шептались, бросая многозначительные взгляды в сторону мальчиков. Эти взгляды, должно быть, предназначались для того, чтобы дать понять мальчикам о том, что этот тихий разговор идет о них и, что они вызывают у девочек определенный интерес. А мальчишки на взгляды и хихиканья девочек смотрели равнодушно, не придавая им никакого значения.
Вечер открыла молодая, красивая комсомольская активистка. Сказав несколько слов по поводу программы вечера, она перешла к теме диспута. Отметив, какое огромное значение имеет любовь в жизни каждого человека, она сказала, что на вечер пришли супруги, недавно отметившие свою золотую свадьбу, и она предоставляет им слово.
Супруги, дополняя, и поправляя друг друга, рассказали, как после революции в трудные годы гражданской войны, когда в стране царили голод и разруха, они встретились, полюбили друг друга и вот уже пятьдесят лет мирно и дружно живут вместе. Они не помнят такого случая, чтобы кто-либо из них неуважительно отнесся к своему супругу, или сказал ему грубое слово. Радости и горести они делили поровну, поддерживая друг друга в трудную минуту. За годы совместной жизни они воспитали троих детей, всем троим дали высшее образование. Теперь их дети успешно трудятся. У них уже есть свои семьи, в которых царит мир и лад.
В заключение они пожелали каждому из присутствующих такой же благополучной и счастливой семейной жизни, какая сложилась у них. Посоветовали любить друг друга, не ссориться, относиться друг к другу с уважением.
Когда супруги закончили свое выступление, и присутствующие в зале дружно похлопали им, ведущая обратилась к залу и предложила задавать супругам вопросы. Желающих задавать вопросы не нашлось. Тогда ведущая, поблагодарив супругов за участие в диспуте, за их поучительный для молодежи рассказ и добрый совет, предложила участникам диспута поделиться своими мыслями о том, как они понимают, что такое любовь.
Наступила, приличествующая в таких случаях пауза, после которой встала со своего места в первом ряду молодая особа, повернулась лицом к залу и бойко начала свою речь.
«Похоже, это заранее подготовленный оратор», – решил Виталий. Иметь таких ораторов на любом мероприятии в то время было негласным правилом.
Между тем, особа рассказала о том, что она вышла замуж, что жизнь вначале шла хорошо, но потом она стала замечать, что муж к ней все больше и чаще стал придираться, упрекая ее в том, что и это она не так сделала, и тут она поступила не так, как ему хочется. И она поняла, какой это мелочный и эгоистичный тип. В конце концов, они разошлись. Теперь она встретила и полюбила другого человека, который обожает ее и с которым она вполне счастлива.
Этот «другой человек» сидел в зале, покрасневший и вспотевший от смущения. Должно быть, он был не готов слышать такие публичные откровения своей подруги.
Молодая особа закончила свою исповедь, гордо подняв голову, счастливая, села на свое место, положила свою ладонь на руку мужа и, заглядывая ему в глаза сияющими от восторга глазами, о чем-то тихо защебетала.
Снова заговорила ведущая. Она рассказала, что на нее обращали внимание и предлагали свою руку и сердце многие мужчины, но что и она не сразу нашла себе настоящего человека: любящего, заботливого, отзывчивого. Она вышла замуж один раз, муж оказался ничтожным человеком, да к тому же еще и пьяницей. Вышла замуж за другого человека, он оказался гуленой готовым волочиться за каждой юбкой. Ни общих взглядов, ни общих интересов у них не оказалось. Разошлись. Теперь она снова замужем и надеется что навсегда. С этим мужем они практически неразлучны, не могут быть друг без друга ни минуты.
– Кто еще желает высказаться? – закончив свою речь, и, немного помолчав, обратилась ведущая к залу.
В зале повисла мертвая тишина. Ведущая, устремив на людей, сидящих в зале, вопрошающий взгляд, выдержала почти минутную паузу, после которой поняла, что желающих высказываться больше нет. Обескураженная тем, что диспут на такую, казалось бы, интересную тему не получился, она уже хотела поскорее закончить с этим вопросом и перейти к играм и танцам.
– Ну, и все-таки, что же такое любовь? – вдруг раздался голос Виталия. Сидящие в зале повернули в его сторону головы, кто-то хихикнул. Ведущая растерялась, видно было, как ее смущенное лицо заливала краска. Наконец, немного придя в себя, она ответила:
– Ну, как же, вот только что и я, и выступавшие говорили об этом. Неужели вам что-то еще не понятно?
– Говорили, – согласился Виталий, – но не об этом. И на заявленную в афише тему диспута «Что такое любовь?», на мой взгляд, никто вразумительного ответа не дал.
Ведущая стояла, не зная, что делать дальше.
– Разрешите, я попытаюсь ответить на вполне справедливый вопрос молодого человека, – поднялся со своего места средних лет мужчина.
– Пожалуйста, – еле слышно вымолвила ведущая.
Мужчина вышел и стал перед залом немного в сторонке, так чтобы сидящий за столом президиум смотрел в зал, а не на его спину, и в то же время так, чтобы его мог видеть каждый из сидящих в зале.
– Я тоже много размышлял по этому поводу. И если вы не возражаете, могу поделиться тем, до чего додумался я.
Возражающих не оказалось.
– Если говорить о любви вообще, то это, по моему пониманию, одно из приятных человеческих чувств, данных человеку природой, и, проявляющееся по отношению к определенному материальному или воображаемому объекту. Например, любовь к родителям или детям, любовь к родине, любовь к природе, любовь к тому или иному искусству. У нас же, судя по всему, речь идет о любви женщины к мужчине и мужчины к женщине и, следовательно, из этого можно сделать вывод, что любовь есть чувство половое.
Сразу хочу отметить, что некоторые люди отождествляют половое влечение с любовью. Чтобы понять, что это не одно и то же, давайте для начала вспомним, какими понятиями характеризуются отношения женщины и мужчины вообще. Это, и упоминавшееся здесь неоднократно, уважение, и симпатия, и увлечение, и страсть, и любовь. Согласитесь, что каждое из этих понятий имеет свой, отличительный от других, смысл.
Вы, должно быть, замечали, что когда в помещение, где вы находитесь, заходит человек по виду красивой наружности, с умным выражением лица, вы не можете не обратить на него внимания. Но случается и так, что вы взглянули на него, и в вас к нему почему-то возникает чувство неприязни. Вас его присутствие почему-то раздражает, на его речь вы готовы ответить грубостью. Он, возможно, прекрасной души человек, а вы его не любите.
Но вот входит другой человек, ничем не примечательный, с обыкновенными внешними данными. Вы не знаете ни деловых его качеств, ни душевных, возможно, он отъявленный мерзавец и плут, но он почему-то вас к себе располагает, вы ему улыбаетесь, вы к нему настроены благосклонно и готовы идти ему навстречу во всем, я бы сказал, вы готовы служить ему беззаветно.
В чем причина столь разного отношения к одному и к другому человеку? А причина в количестве и качестве их внутренней энергии. Эта внутренняя энергия, исходящая от одного человека, воздействуя на вашу волю заставляет вас беспрекословно ему подчиняться, а энергия другого человека, при тех же обстоятельствах вызывает в вас внутренний протест и даже неповиновение. Внутренняя энергия человека есть продукт его биополя, и по сути симпатии и антипатии – это результат взаимодействия биополей. Биополе одного человека воздействует на ваше биополе отрицательно, а биополе другого положительно.
Зал оживился. Некоторые стали перешептываться между собой, кто–то поднял руку, желая задать вопрос.
– Вот, женщин любят за красоту. Скажите, а как быть не красивым, ведь они тоже хотят, чтобы их любили? – не вытерпела одна молоденькая девушка и задала, должно быть, интересовавший ее и прежде вопрос. Вопрос не соответствовал логическому продолжению мысли оратора. Но не будем судить девушку слишком строго. Бог, создавая женщину, наделил ее непоследовательной, непредсказуемой, противоречивой натурой.
– Заблуждаетесь! Для любви одной красоты недостаточно. Более того, если любят по настоящему, то любят не за красоту.
Ответ был столь неожиданным, что зал замер. На многих лицах нарисовалось недоумение. Сама собой образовалась и повисла напряженная пауза. Взоры слушателей уперлись в лицо оратора, в глазах читался немой вопрос, требующий разъяснения.
Оратор почувствовал, что безапелляционным заявлением он шокировал зал и теперь обязан обосновать свое утверждение.
– Женщины почему-то хотят слышать, что их любят за красоту, это почему-то льстит им, но красота может лишь привлечь внимание, вызвать симпатию. Не зря же слова симпатичный и красивый близкие по смыслу. В жизни нередко встречается и такое, когда очарованный мужчина восторженно заявляет: «Ах, она такая красивая, я люблю ее, я женюсь на ней!» И что же бывает в результате? Представьте, что вы увидели прекрасную картину, залюбовались ею, не можете оторвать глаз. Вы смотрите на эту картину день, смотрите месяц, год. И вот она вам как-то примелькалась, вы к ней относитесь все равнодушнее и равнодушнее и, наконец, она вам даже надоела. С этим сходно и чувство к красивой женщине. Не зря же наши бабушки говаривали, что не родись красивой, а родись счастливой. Уверяю вас, они–то знали, что говорили. У них был богатый жизненный опыт, основанный на наблюдениях человеческих отношений на протяжении не одного поколения.
– По-вашему выходит, что влюбиться в человека ни за его стать, ни за высокие душевные, духовные, или деловые качества невозможно? – спросил с оттенком недоумения в голосе мужчина в форменной одежде со значком моряка дальнего плавания на груди.
– Выходит, так, – последовал спокойный утвердительный ответ. – Как и красота, другие положительные качества человека могут лишь привлечь к нему внимание, вызвать симпатию или уважение, но никак не любовь. Но давайте вернемся к предмету, от которого мы несколько отвлеклись.
В определенном возрасте происходит половое созревание человека, его организм начинает вырабатывать половые гормоны, вызывающие половое влечение. Половое влечение, если можно так выразиться, интернационально, оно направлено на любой объект противоположного пола, так как в его основе лежит, заложенная природой необходимость продолжения рода. Короче говоря, если нам не встретился этот человек, то мы увлечемся другим, а если нас окружает много объектов, то тут как раз и вступают законы отбора по внешним факторам: красоте, доброте и молодецкой стати. Чем больше гормонов вырабатывается организмом, тем сильнее половое влечение. Очень сильное половое влечение называется страстью. Обычно страсть некоторые люди принимают за любовь. Но я должен вам сказать, что страсть и любовь – это не одно и то же, потому что тяга к противоположному полу еще не есть любовь. Страсть – это очень сильное желание полового обладания. Это чувство, я бы сказал, природно-физиологическое, дающее наслаждение тела. Основной отличительной чертой страсти является безудержное стремление удовлетворить свои желания, не давая ничего взамен. Страсть корыстна и эгоистична.
Иное дело любовь. Любовь – это качественно другое чувство. В отличие от страсти, она бескорыстна. Она побуждает преданно служить любимому человеку и отдавать ему без сожаления все, что имеешь, не требуя ничего взамен. И это служение доставляет любящему человеку огромное удовольствие и счастье. Иначе говоря, страсть является потребностью тела и несет в себе животное начало, у любви- начало духовное. Или, если точнее сказать, любовь – это чувство природно-нравственное, дающее наслаждение душе.
– Ну, а как же в таком случае половые отношения? – послышался голос из зала.
– Как и у всех. Только в таких случаях половые отношения являются не причиной, а следствием. Причиной же является необъяснимая тяга друг к другу. Влюбленные друг без друга жить не могут и не мыслят. Их притягивает друг к другу неведомая сила, которая, воздействуя на их души, порождает родство этих душ.
Любовь – это, если хотите знать, скорее обожание, чем половое влечение.
– Из этого следует, что любовь вечна, и что влюбленные преданы друг другу до самой смерти? – задал вопрос Виталий.
– Это сложный вопрос и на него однозначно не ответишь. Дело в том, что природой биополей и их взаимодействием наука почему-то практически не занимается и четкого представления об этом не имеет. Похоже, что в одном случае биополя усиливают друг друга, в другом случае нейтрализуют друг друга, в третьем случае одно поле воздействует на другое, а другое при этом ведет себя спокойно, в четвертом случае одно поле угнетает другое. И таких вариантов может быть множество, потому что качество и сила взаимодействия биополей многообразны. В жизни встречается любовь взаимная и односторонняя. Односторонняя любовь встречается чаще и не всегда бывает со счастливым концом. Взаимная любовь встречается чрезвычайно редко, поскольку подходящее биополе попадается не каждому. Оно, возможно, где-то есть, но не оказалось в нужное время в нужном месте, чтобы повстречаться.
Взаимная любовь – это и есть, как правило, любовь на всю жизнь. Хотя иногда и она почему-то проходит. Наверно зависит от того, какие по силе и качеству биополя ее породили. И вообще, говорят, на земле ничего вечного не бывает. Поэтому, как сказал поэт, « не обещайте деве юной любови вечной на земле ».
– А еще говорят, что от любви до ненависти один шаг, – заметил кто–то.
– С этим я не согласен. Страсть может перейти в ненависть. Угасшая любовь, как правило, сменяется уважением, или, наконец, переходит в крепкую дружбу, что, согласитесь, тоже замечательно. Переход в равнодушие – допускаю, в ненависть – никогда.
- А в случае измены? – последовал вопрос из зала.
- Измена партнера может вызвать, разве что, сожаление у любящего человека, в крайнем случае, обиду, но не ненависть.
– А можно полюбить преступника?
– К сожалению, влюбляются и в преступников. Среди них не редко встречаются люди с сильными биополями.
В жизни можно наблюдать случаи, когда, глядя на знакомую пару со стороны, люди удивляются: «И что она в нем нашла, и собой не красавец, и как мужик ничего в дом не принес, да еще и, как напьется, гоняет ее так, что синяки не успевают проходить. А она с ним живет и говорит, что жить без него не может, что уж очень сладкая с ним любовь, и что лучше смерть, чем разлука».
Или другой случай. Попадется парню подруга, сварливая как Ксантиппа у Сократа, и хозяйка никудышная, и его ни в грош не ценит, а он прилепился к ней, и оторвать его никакими силами невозможно. Люди говорят, присушила, или, по-другому, приворожила. А на самом деле, она притягивает его своим биополем.
– Если следовать логике ваших рассуждений и считать, что любовь – чувство исключительно добродетельное, то можно придти к заключению, что злые по натуре люди любить не могут... – в интонации спрашивающего мужчины звучал не то вопрос, не то утверждение.
Оратор на несколько секунд задумался, подыскивая в уме наиболее подходящий ответ на этот не простой и острый вопрос. Зал затих в ожидании. Но вот глаза оратора оживились, и он начал излагать свою мысль несколько издалека.
- Видите ли, - сказал он, - в народе с давних времен бытуют понятия «злой гений» и «добрый гений». Если у слова гений отбросить окончание, то получится «злой ген» и «добрый ген». Не правда ли, поразительно, насколько прозорливы были наши предки. В головах ученых мужей еще и проблеска мысли о генетике не было, а в подсознании народа уже существовало мнение, что добро и зло заложены в генах человека.
Не знаю, может быть я и ошибаюсь, может быть бывают исключения, но я точно знаю, что добро и зло – антиподы, и чтобы они могли мирно сосуществовать в одном человеке необходимо вмешательство на генетическом уровне. Современная наука пока таких возможностей не имеет. Поэтому, хоть в народе и говорят, что любовь может творить чудеса, что любви все особи и все возрасты покорны, лично я в это мало верю и считаю, что злые по своей природе люди по настоящему любить не могут, хотя, безусловно, бывают способны на большую и пламенную страсть. Более того, любовь – это редкий дар природы и дается он не всякому доброму человеку, а уж злому не дается никогда.
– Скажите, а может быть любовь между двумя девушками? – задала вопрос молоденькая девушка и покраснела от смущения.
– Если посмотреть на это с позиции взаимодействия полей, то вероятно, может. Бывают же друзья и подруги, что водой не разольешь, роднее родных. Если же вы имеете в виду лесбиянство, то такие отношения противоестественны, а следовательно являются извращением, и назвать их любовью, по моему пониманию, никак нельзя.
– Может ли быть крепкая семья в случае, если между супругами нет ни настоящей любви, ни страсти? – задал еще один вопрос Виталий.
– В мире большинство браков заключается не по любви, а по половому влечению, и многие семьи, при этом, живут дружно. В подобных случаях люди, как правило, руководствуются не чувствами, а скорее всего, разумом. И на мой взгляд, для того, чтобы в такой семье были мир и лад необходимо присутствие нескольких факторов. Прежде всего, надо, чтобы супруги не были противны друг другу, чтобы оба были человеколюбивы, чтоб отличались постоянством во взаимоотношениях и философски относились к бытовым неурядицам, чтоб были доверчивы и не терзались ревностью, а так же чтобы подходили друг другу в половом отношении. Ведь большинство семей распадается именно потому, что кто-то из супругов не удовлетворяет, или перестал удовлетворять своего партнера в половом отношении.
На соседнем ряду, впереди и немного правее от Виталия сидели две подруги. Одна из них все порывалась что-то сказать или спросить, вторая одергивала ее и не давала этого сделать. Наконец, не обращая внимания на подругу, та встала с места и спросила:
– Скажите, почему мужчины такие непостоянные? Не успел жениться, как уже смотрит на сторону.
Виталию стало понятно, почему подруга не хотела, чтобы она задавала свой вопрос. Вопрос был не только не по теме и выбивался из контекста дискуссии, но и звучал вызывающе и вместе с тем даже провокационно.
Зал затих. Одни ожидали резкого, другие уклончивого ответа.
– Бывает и такое, – последовал спокойный уверенный ответ.– Но спросите мужчин, и окажется как раз все наоборот. Мужчины скажут, что женщине какого мужа ни дай, все будет не такой. Да и исстари в народе повелось считать, что непостоянство и ветреность скорее женский недостаток, чем мужской. Что же касается меня, то я считаю, что и те и другие в этом плане «хороши». К сожалению, обе стороны грешат этим недостатком. И как бы мы тут с вами ни рассуждали, как бы ни спорили о том, кто из нас лучше, одно мы должны понять, что многие люди не способны хранить верность, потому что природа не дала им таких врожденных моральных качеств.
– В жизни так много измен. А так хочется быть единственной для своего супруга. Научите, как этого добиться? – снова невпопад завела речь девушка, задававшая вопрос о любви за красоту. Можно было подумать, что она не слушала того, что говорилось в зале, в котором она присутствовала.
– Должен вас огорчить. Научить этому невозможно. Каждому хочется быть у своего партнера единственным возлюбленным, но тут уж как кому повезет.
Вы, наверно, слышали о таком понятии как психологическая совместимость. На психологическую совместимость проверяют людей, которым предстоит сосуществовать в ограниченном пространстве продолжительное время. Это делается для того, чтобы, во избежание конфликтных ситуаций, подобрать психологически совместимых партнеров, или, если говорить точнее, партнеров с совместимыми биополями.
Когда ученые, наконец, серьезно займутся изучением биополей и создадут приборы, регистрирующие не только их присутствие, но и определяющие их многочисленные параметры, тогда, я думаю, перед заключением брака претенденты на супружество будут в обязательном порядке проверяться на совместимость биополей, также, как сейчас берется анализ на резус крови. Вот тогда, возможно, количество случайных браков и поубавится. Тогда, если не торопиться, я думаю, можно будет отыскать человека, для которого ты будешь единственным на всю жизнь.
По ходу вечера Виталий все больше и больше убеждался в том, что к вопросам любви и половых отношений женщины испытывают несравненно больше интереса, чем мужчины. Вот и вновь с очередным вопросом обратилась молодая женщина. Виталий внимательно посмотрел на нее и по всему ее облику сделал вывод, что она кое-что повидала в жизни.
– Одна моя подруга встретила человека, которого полюбила бескорыстно, только что пылинки с него не сдувала, готова была отдать ему все и даже свою жизнь. Они поженились. По всем признакам, о которых говорили вы, это была настоящая любовь. Кстати, и она сама так же считала. Прошло несколько лет, она к нему настолько охладела, что ей стало все равно, есть ли он рядом с нею или нет. Скажите, как все это можно объяснить?
– И это объяснимо. Рассказанный вами случай говорит о том, что в любви не все так просто и однозначно, как некоторые, может быть, думают. Любовь – это явление сложное. У каждого человека она проявляется по-своему, а тем более у женщин. Женщина по своей природе эмоциональна, но в тоже время и противоречива. Возьмите мужчину. Купил он себе костюм, носит его и носит, пока не износит. А теперь давайте посмотрим в этом плане на женщину. Увидела она платье, и так оно ей понравилось, аж больше жизни понравилось. Достала денег, купила это платье. Счастливая, надела его. Подруги и знакомые, конечно же, с восторгом оценили, как оно ей идет. Но надела она его один раз, другой и третий, и вот она к нему стала равнодушна, повесила в шкаф, в котором уже висит дюжина так же когда-то желанных, а теперь уже ненужных вещей, вещей, которые она совсем недавно по настоящему так горячо и так искренне любила. Почему так происходит? Наука пока не в состоянии этого объяснить…
– А вы сами были по настоящему счастливы в любви? – смущаясь, спросила совсем молоденькая, хорошенькая девушка. В ее карих глазках отражалась и искренняя детская застенчивость, и наивное любопытство. По ее лицу внимательный наблюдатель мог бы прочитать то, что, искушенный в вопросах любви, оратор вызывал у нее не скрываемую симпатию.
Лицо оратора вдруг помрачнело, его глаза наполнились грустью, он, как бы, отключился от аудитории, его отрешенный взор уперся в только ему одному ведомую точку во времени и пространстве. Но буквально через мгновение, усилием воли он взял себя в руки, глаза его обрели прежний осмысленный вид и он, находясь еще в некоторой задумчивости, ответил:
– Был ли я когда-нибудь по настоящему счастлив? Вы может быть не поверите, но был. И в то же время, через это счастье был по настоящему несчастным человеком, и ощущение этого несчастья я испытываю до сих пор. Мне постоянно кажется, что счастье и несчастье ходят рядом, не зря же говорят, что великая радость умножает печаль. Так и у меня, – с грустинкой в голосе сказал он и печально вздохнул.
Настроение его передалось и присутствующим в зале. И никто не осмелился расспросить о подробностях его печальной любви.
– А можно ли, по настоящему, полюбить иностранца, или человека другой национальности? – прервал, затянувшуюся было паузу, женский голос с места.
Теперь этот вопрос показался бы глупым. Но в то время советская мораль не допускала связей своих граждан с иностранными подданными. Любовная связь с иностранцем считалась явлением аморальным, так что вопрос был, что называется, злободневным.
– Почему бы и нет? – не задумываясь, ответил оратор, – ведь люди любой национальности обладают биополями, а не только мы с вами. В истории известны случаи любви горячей и продолжительной между людьми разных национальностей. Взять, хотя бы русского писателя Ивана Тургенева и испанку Полину Виардо. Да я и сам был свидетелем подобного случая.
По соседству с моими родителями жила девушка по имени Валентина. Еще когда она была подростком, уже тогда можно было сказать, что все было при ней, и стать и миловидность. По всему было видно, что через год-два она должна была расцвести в необыкновенную русскую красавицу.
В шестнадцать лет она встретила цыгана. Цыган был лет на пять старше ее, небольшого роста, ничем не примечательный. По выражению очевидцев – это был плюгавенький цыганенок, безусловно, не достойный внимания такой девушки, как Валентина. А Валентина в него влюбилась. Да еще как влюбилась!
Родители сперва объясняли ей, что цыган – не тот человек, с которым следует встречаться, потом категорически запретили ей с ним встречаться. Но, не смотря на все убеждения и запреты, она убегала к нему на свидания.
Однажды, родители куда-то ушли по своим делам, а Валентину, чтоб она не пошла на свидание с цыганом, заперли на ключ дома. Валентина выставила оконную раму и убежала из дому, а родителям оставила записку: «Люблю цыгана и выхожу за него замуж».
Вот такие бывают чудеса. Правда, как сложилась ее дальнейшая судьба, сказать не могу, потому что я о ней больше ничего не слышал.
– Выходит, если сказать коротко, любовь – это тоже страсть, только бескорыстная, а порой даже жертвенная? – сделал заключение Виталий.
– Не всегда страсть, но непременно влечение, непременно бескорыстное, к тому же нежное и беспредельно благородное.
– Возможно ли любить двоих одновременно?
– Бывает ли любовь с первого взгляда?
– Можно ли полюбить человека по фотокарточке?
Вопросы посыпались один за другим, и, казалось, им не будет конца. Об обещанных танцах все как будто дружно забыли.
Ведущая «диспут» девушка сидела довольная, с легкой улыбкой на губах. Вечер явно удался, и это мероприятие она по праву могла записать в свой актив.
Виталий тоже не пожалел о том, что пошел на этот «диспут». Ему еще предстояло окунуться в неспокойное море любовных страстей и теперь он был, в некоторой степени, подготовленным к тому, чтобы, обретая подругу жизни, поступить, сообразуясь со здравым смыслом и в соответствии с той наукой, которую усвоил от знающих толк в любви людей.

[Leon]

КАЛОШИ

С Виталием Михайловым мы подружились в мореходном училище. Он был, пожалуй, единственным моим другом на протяжении многих лет. За все время нашей дружбы мы с ним не только ни разу не поссорились, но даже не имели причины быть недовольными друг другом. Способствовало этому, я думаю, сходство наших характеров и родство душ. Два последних курса в училище мы сидели за одним учебным столом, а когда окончили училище, то поехали работать на один и тот же флот, заранее договорившись о том, каким поездом и в какой день нам одновременно прибыть к месту назначения.
Виталий был сыном потомственного рыбака. Его детство прошло на Волге в Астрахани. Может быть, он продолжил бы дело своих предков и возможно умер бы, как его дядя по отцу, прямо в лодке, но судьба распорядилась иначе.
В пятидесятых годах двадцатого столетия в нашей стране, которая тогда только-только начала оправляться от второй мировой войны, началось небывалое в истории России строительство флота. По своему размаху это дело многократно превосходило темпы кораблестроения в Петровскую эпоху. Флот строился военный и гражданский, подводный и надводный. Строились малые суденышки и морские гиганты. На воду спускались и входили в строй суда пассажирского, торгового, ледокольного, рыболовного флота, танкеры и сухогрузы, рефрижераторы и китобои. Проектировались первые суда атомного флота.
На полную мощность были задействованы верфи в Ленинграде, Северодвинске, Николаеве, Комсомольске-на-Амуре, Нижнем Новгороде. По проектам Российских корабелов для нашей страны суда гражданского назначения строились в Польше, Чехословакии, Германии, Англии и в некоторых других странах.
Растущий флот потребовал огромное количество квалифицированных морских специалистов. По всей стране от Владивостока до Клайпеды и от Севастополя до Мурманска почти во всех больших портовых городах открывались новые мореходные и речные школы и училища, увеличивали прием курсантов училища, существовавшие ранее.
Быть моряком во времена нашей молодости считалось престижным, от морских походов веяло романтикой. Но я думаю, что не романтика привела Виталия в мореходное училище, а, скорее всего, унаследованное от предков влечение к ремеслу, связанному с трудом на водных просторах. Родители одобрили его выбор, поскольку были, по тому времени, людьми грамотными и понимали, что на смену дедовскому промыслу, которым занимались они на лодьях и баркасах, должен придти современный мощный флот.
Отец Виталия в детстве закончил четыре класса городской общеобразовательной школы. Некоторые полагают, что в дореволюционных школах кроме закона божьего ничему больше не учили. Ничего подобного, городские народные школы давали столь основательные знания, что на протяжении многих лет после революции один класс такой школы приравнивался к двум классам советской. Это значит, что по современным меркам, отец Виталия имел неполное среднее образование, и если учесть, что население России в то время было в основном неграмотным, то он считался человеком образованным и завидным женихом.
Пришло время, родители решили его женить. В жены ему присмотрели соседскую девицу Нюрку. В назначенный день в дом к предполагаемой невесте пожаловали сваты вместе с женихом. По заведенному порядку, сваты уселись за столом, завели речь сначала на отвлеченные темы, а затем перешли к цели своего визита. Жених все это время стоял у входной двери, прислонясь к косяку. Нюрка стояла у печки и, опустив голову, время от времени поглядывала на него.
– Ну, что ж, – ответили родители Нюрки сватам, – парень он, как мы знаем, не плохой. Но и девка у нас – хоть куда, только уж очень недогадливая. Однако надо бы и ее спросить. Нюрка, пойдешь за Николая?
Вместо ответа Нюрка подошла к Николаю, обняла его и поцеловала.
– Вот это недогадливая! – рассмеялись сваты.
– А что ж мне его не поцеловать, когда он уже мой, – ответила Нюрка. Глаза ее сияли от радости.
– И как мне было не пойти за него, – говорила тетя Нюра много лет спустя, – он же четыре класса кончил! Да и собой он был парень завидный. Многие девки на него поглядывали, а достался мне.
Николай был покладистым человекам, Нюра по своему характеру была не хуже своего мужа, так что жили они дружно. И дети у них народились под стать им.
Виталий был младшим в семье. Старший его брат, в то время, когда мы с Виталием познакомились, был уже женат, а сестра замужем. Через год после окончания училища стал и Виталий подумывать о женитьбе.
С невестами в портовых городах проблем никогда не было. В надежде удачно выйти замуж туда съезжались девицы со всех концов страны. Ехали уже побывавшие замужем, ехали, отчаявшиеся устроить свою судьбу в родных городах и селах, перезревшие девицы и молоденькие девушки. Гнала их искать своего счастья в чужих краях, закончившаяся не полных десяти лет назад, вторая мировая война, которая поубавила ряды мужского населения. Мужчин не хватало повсеместно. А в отдельных городах, где преобладали предприятия, на которых применялся в основном женский труд, незамужние девчонки составляли большинство. Такие города люди тогда прозвали городами невест.
Женя Пономарева родом была из города ткачих и невест Иваново. После окончания средней школы, она закончила курсы секретарей-стенографисток и поехала из родного города искать своего счастья в Мурманск. Собой она была не дурна и вполне могла рассчитывать на успех.
Впервые Виталий познакомился с ней в доме своего товарища, вместе с которым плавал на пароходе. В одну из стоянок в порту он, по какому-то случаю, зашел к товарищу домой. Дверь ему открыла миловидная блондинка с очаровательной улыбкой на лице. Виталий представился и спросил дома ли его товарищ. Она ответила, что его нет, но что он скоро должен придти. Виталий решил дождаться прихода товарища.
Делать было нечего, завязался разговор, из которого Виталий узнал, что девушку зовут Женя, что работает она вместе с сестрой товарища в одном из учреждений областного масштаба, что поскольку своего жилья у нее нет, подруга любезно согласилась пустить ее временно пожить у них. Разговор шел легко и непринужденно, как это бывает только в беспечной молодости. Виталий и не заметил, как прошло больше часа времени.
Возвратился домой приятель, и через непродолжительное время Виталий ушел с ним по каким-то делам в город.
С тех пор каждую стоянку в порту Виталий иногда заходил к Жене на работу, а чаще звонил ей по телефону и назначал свидание. Женя всегда охотно соглашалась на встречу, была с ним приветлива, по всему было видно, что Виталий ей все больше и больше нравится.
Со дня их первой встречи прошло чуть больше года. В очередной раз Виталий возвратился из плавания и, сдав вахту механику береговой бригады, сошел на берег.
Он позвонил Жене. Она обрадовалась его звонку, и на предложение встретиться, попросила его подождать у входа в здание, в котором она работает, поскольку рабочий день скоро окончится, и она выйдет.
Виталий подошел к месту встречи. Не прошло и пяти минут, как из входной двери выпорхнула Женя и, сияющая от радости, подошла к Виталию. Они, здороваясь, обнялись. Виталий предложил Жене для начала пойти в ресторан поужинать. Но Женя сказала:
– Ты знаешь, у меня замечательная новость. Я получила комнату и у меня теперь есть свое жилище. Я приглашаю тебя в гости, дома угощу тебя ужином собственного приготовления.
Виталий охотно согласился. По пути они зашли в магазин, купили кое-какие продукты и бутылку хорошего вина, чтобы отметить новоселье и возвращение Виталия из плавания.
В прихожей, у входной двери, Виталий снял калоши и прошел вслед за Женей в ее комнату. Комната была столь мала, что после того как Женя поставила в ней кровать, небольшой столик и шкафчик для белья, место осталось только для двух стульев. Но и такое жилье, по тем временам, для нее, да и не только для нее, а для многих людей, было большой роскошью. У Виталия, например, как и у множества других моряков, родным домом был корабль, и рассчитывать хотя бы на какое-нибудь жилье на берегу, ему вообще в ближайшие годы не приходилось.
Вечер прошел у молодых людей замечательно. Женя оказалась неплохим кулинаром. Приготовленный ею на скорую руку ужин пришелся Виталию вполне по вкусу. Домашний уют и непринужденный разговор за ужином дали Виталию отдохновение от суровых морских будней и наполняли душу сладким блаженством. Ему хотелось, чтобы такое блаженство не кончалось никогда. Но делать было нечего, время быстро бежало к полуночи, надо было и честь знать, отправляться к себе на корабль.
Женя проводила Виталия до входной двери, они попрощались. Выйдя из подъезда, Виталий шагнул с крыльца на тротуар и угодил ногой прямо в лужу, после чего вдруг обнаружил, что, уходя, забыл надеть свои калоши.
Я не понимаю, почему люди перестали носить калоши. А ведь как было удобно: приходишь в гости, снимаешь у входа калоши и в чистых туфлях проходишь в комнату. И гостю не надо разуваться и хозяевам не нужно подавать гостю тапочки. А в непогоду калоши вообще незаменимы, в них можно смело идти по лужам, не боясь промочить ноги. И обувь, благодаря калошам, дольше носится. Много доводов можно привести в пользу калош, и, тем не менее, перестали люди носить их, и весь тут сказ.
Поразмыслив немного о приличиях, Виталий счел возможным вернуться за калошами. Он позвонил в квартиру, Женя открыла дверь, Виталий шагнул через порог и не успел еще сказать и слова о причине своего возвращения, Женя бросилась ему на шею, и он остался у нее навсегда.

[Leon]

ТРИ КАРАСЯ

Казалось бы, во всем благополучно складывалась жизнь у Виталия Михайлова, и, тем не менее, ему чего-то не хватало. В душе у него временами возникало тревожное чувство, в котором перемешивались и легкая тоска по детским забавам, и желание чего-то нового, но такого нового, которое было бы схожим с его детским прошлым. Это смутное чувство появлялось все чаще и чаще, пока, наконец, не вызрело до того, что он отчетливо понял, что ему недоставало того, что передалось ему в генах от его предков, что было основной сущностью его детства. Его душа рвалась к природе, ему не хватало Волги, и может быть, не столько Волги, а, скорее всего, рыбалки в беззаботной компании приятелей. Рыбалка с самого раннего детства так вошла в его плоть и кровь, что привычка к ней с годами нисколько не утратилась, она только на время отошла в тень, уступая место новым делам и впечатлениям, чтобы потом всплыть в чувствах и чаяниях с прежней силой. Настала пора, когда все заботы и желания отошли на задний план, и Виталия потянуло на рыбалку.

Замечено, что когда человеку чего-то очень хочется и он думает об этом день и ночь, то его желание непременно сбывается. Так случилось и с Виталием. В начале сентября он получил очередной трудовой отпуск. Мурманчане, как правило, получив отпуск, уезжали отдыхать куда-нибудь на юг или в среднюю полосу России. Но Виталий на этот раз никуда не поехал. Его жене отпуск не дали, а ехать без нее он не захотел, решил провести отпуск дома.

Однажды, возвращаясь домой, на лестничной площадке, Виталий, что называется, носом к носу столкнулся с соседом по лестничной площадке Александром Арамовичем, который вышел из своей квартиры с рюкзаком за плечами и с удочкой в руке. Виталий был скромным до застенчивости человеком и в обычном случае никогда ни по какому поводу не стал бы напрашиваться, но желание порыбачить было таким сильным, что он преодолел свою застенчивость и попросил соседа взять его с собой на рыбалку.

– А ты умеешь ли рыбачить? – спросил сосед Виталия.

– В детстве доводилось, – робко ответил Виталий.

– Ну ладно, собирайся, да побыстрее, – сказал сосед и добавил, – только смотри, у нас такое правило, водки не больше бутылки на брата.

Виталию было собраться, что голому подпоясаться. Через десять минут он вышел на лестничную площадку с рюкзаком в руке. Сосед взглянул на него, и, с оттенком недоумения в голосе, заметил:

– На рыбалку без удочки?!..

– Крючки и леска в рюкзаке, а удилище, я надеюсь, вырежу на месте, – ответил Виталий.

Он никогда не имел удочки, купленной в магазине. Палка, нитка и крючок были той нехитрой снастью, которой всегда рыбачил он и его товарищи детства.

Когда Александр Арамович и Виталий подошли к назначенному месту, остальные члены рыбацкой компании были уже в сборе и ожидали их. Четверо рыбаков стояли кучкой и весело перебрасывались шутками относительно друг друга. Судя по всему, это была старая, дружная компания, должно быть они вместе побывали не на одной рыбалке. У ног каждого из них на земле стояло по объемному рюкзаку, в руках каждый из них держал зачехленную удочку или спиннинг. Шофер Сашка любовно и старательно протирал стекла и зеркала грузового автомобиля ГАЗ–51.

Поздоровались. Обменялись несколькими незначительными фразами и стали загружаться в автомашину. Александр Арамович с Сашкой сели в кабину, Виталий и дружная компания с шутками и прибаутками разместились в кузове.

В то время перевозить людей в кузове грузового автомобиля было в порядке вещей. Никакими инструкциями это еще не запрещалось и не наказывалось. Не разрешалось только ехать стоя, или сидя на бортах кузова.

Ехали часа два с половиной. Городской асфальт сменился наезженной грунтовой дорогой, затем проселочной, а на заключительном этапе пути автомобиль свернул на такое подобие дороги, которое скорее можно было назвать бездорожьем. Машина, прыгая по камням и ухабам, километра через три с небольшим остановилась на пригорке. Слева у подножия пригорка журчала речушка по названию Чан-ручей.

Веселая компания так же с шутками и прибаутками выгрузилась из кузова. Они отошли от машины на несколько шагов, уселись в кружок на землю, развязали свои рюкзаки, принялись выпивать и закусывать. К ним присоединился и Александр Арамович. Шофер Сашка взял удочку и направился к речке.

Виталий среди этой, не знакомой ему компании, оказался как бы в одиночестве. У него не было среди них ни друзей, ни товарищей. Александра Арамовича и того он знал только как человека, живущего в соседней квартире .

Он отметил про себя, что это далеко не та компания, с которой ему доводилось рыбачить. Это была не его компания.

В его компании было принято за правило, идя на рыбалку, по дороге подбирать щепки, палки, ветки и все то, что годилось для костра. Костер был главным атрибутом рыбалки, и каждый из пацанов был озабочен тем, чтобы, наловивши рыбы, можно было развести костер, сварить на нем уху и, сидя у огонька, хлебать из общего котла ушицу, получая удовольствие и от ароматной ухи, и от ощущения причастности к коллективу ее сотворившему, и к самому процессу, в результате которого эта уха стала реальной действительностью.

Виталий положил рюкзак на землю, прислонив его к заднему колесу автомобиля, достал из рюкзака свой старый рыбацкий нож и пошел собирать дрова для костра.

Валежнику вокруг оказалось множество. Виталий определил место будущего костра и натаскал туда валежнику.

Компания к тому времени пропустила уже не по одной рюмке и, как бывает в таких случаях, возбужденно и весело шумела. Было понятно, что рыбалка для них не главное, не ради нее они ехали на речку.

Виталий взял из рюкзака свои нехитрые снасти, спустился к ручью. У ручья в кустарнике он облюбовал и вырезал себе удилище, на берегу в дерне выкопал несколько червяков, соорудил удочку, насадил на крючок червяка, забросил удочку в воду и пошел вдоль берега вслед за поплавком, увлекаемым течением. Вскоре поплавок привел его к небольшому плесу, и здесь Виталий почувствовал первую поклевку. Он резко дернул удилище вверх, рыба сорвалась.

«Что ж это я? – подумал Виталий, – так отвык от рыбной ловли, что веду себя как новичок. Надо подсекать хладнокровнее».

На следующей поклевке он не упустил своего шанса и вытащил не крупную серебристую форель. И дело пошло. Форель клевала не часто, но регулярно.

Через некоторое время с удочкой в руках к нему подошел Александр Арамович. Он поинтересовался, есть ли поклевки, Виталий ответил, что клюет понемногу и показал несколько форелей, пойманных им к тому времени. Александр Арамович стал рядом с Виталием, забросил свою удочку в воду. Виталий уже вытащил несколько форелей, а Александр Арамович поклевки у себя даже не видел. Он менял червяка, посмотрел у Виталия и установил, как на его удочке поплавок. Но на удочку Александра Арамовича форель не клевала.

В рыбацкой практике такие случаи не редки, подобные странности Виталий наблюдал и прежде. Казалось бы, стоят два рыбака рядом, и удочки у них одинаковые, и наживка из одной и той же банки, но на крючок одного рыбака рыба всей стаей набрасывается, а на такую же наживку другого рыбака и внимания не обращает. Сколь ни пытался Виталий понять это загадочное явление, но так разумного объяснения ему и не нашел.

Через пару часов, когда уже начало темнеть, у Виталия на ветке, заменившей ему кукан, было нанизано больше десятка форелей. Он решил, что на сегодня достаточно и предложил Александру Арамовичу идти к машине. Тот, ничего так и не поймав, молча смотал свою удочку.

Когда они взошли на пригорок к месту стоянки, то увидели любопытную картину. Один из веселой компании лежал на земле мертвецки пьяный, двое других о чем-то зло спорили, припоминая друг другу прежние обиды, четвертый сидел неподалеку от них и на всю округу горланил песню.

Вскоре возвратился с рыбалки и Сашка. В его улове было не более десятка форелей, но все они были, как на подбор. У Виталия таких по размерам форелей было одна, или, может быть, две.

Положив снасти, Виталий с Сашкой спустились к ручью, каждый из них выпотрошил и вычистил свою рыбу.

Развели костер. Уху доверили варить Виталию, как наиболее удачливому рыбаку.

Уха бывает двух видов: с картошкой и без картошки. Сошлись на том, что надо сварить уху с картошкой. Но рыбацкая уха бывает одинарная, двойная и даже тройная. Двойную и тройную уху варят либо гурманы, знающие толк в ухе, либо настоящие рыбаки, конечно, в том случае, если улов по качеству и количеству пойманной рыбы позволяет ее приготовить. Рыбы было достаточно, и Виталий стал готовить двойную уху.

Он повесил над костром ведро, наполовину наполненное водой из ручья.

В то время вода в ручьях и многих речках была еще чистая, ее можно было пить даже сырую. Это теперь образованнейшая публика загадила и окружающую среду и водоемы настолько, что на рыбалку надо приезжать с собственной водой, дабы ненароком не подцепить какую-нибудь заразу, хлебнувши водицы из речки или озерка. В то время природу еще берегли, мусор после себя не оставляли. По негласному закону его или закапывали на месте, или собирали и увозили с собой. Не то чтобы бросить в водоем бутылку или банку, плюнуть в воду, и то считалось великим грехом. А на флоте тех, кто позволял себе плюнуть за борт, бросить за борт окурок или мусор, даже презирали. У моряков в то время такие деяния считались непростительным невежеством, хотя мягко назывались морской некультурностью.

Говорят, что с проникновением на флот, так называемых, либеральных ценностей, теперешние моряки утратили культурные традиции мореплавания, в результате чего и моря испоганили.

Но вернемся к ухе.

Когда вода закипела, Виталий положил в ведро, отобранную заранее, мелкую рыбешку. Она должна дать навар.

Прошло не более пятнадцати минут. Виталий выудил из ведра мелкую рыбешку и, в полученную от нее рыбную юшку, бросил небольшое количество крупно нарезанной картошки. Много картошки в рыбацкую уху класть нельзя. Ее должно быть ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы она дала небольшой привкус, но не перебивала бы вкуса рыбы, потому что уха должна иметь и аромат, и вкус рыбы, а не картошки.

Когда картошка сварилась, Виталий посолил похлебку и положил в ведро куски крупной рыбы. Эта рыба дала дополнительный навар, она-то и предназначалась для того, чтобы быть съеденной с ухой.

Крупная рыба варилась не долго, не более пяти минут. Она не должна развариться, а должна остаться в форме цельного куска, каковым была до того, как попала в котел.

Перед тем, как снять ведро с костра, Виталий положил в уху разрезанную пополам луковицу, бросил два листика лаврушки и по щепотке красного и черного перца.

Знающие толк в ухе рыбаки, не станут есть ее тотчас, снявши котел с огня. Уха должна настояться.

Пока уха настаивалась, Виталий достал из своего рюкзака покрывало, которое брал с собой, когда выезжал на природу, и которое служило ему и как одеяло, и, при необходимости, как шалаш, и как в теперешнем случае – импровизированным столом. Он постелил покрывало на земле рядом с костром, принес и поставил на него свою «сиротскую» кружку пол-литровой емкости, миску с ложкой, хлеб, баночку ассорти из огурчиков и помидор и бутылку водки.

К тому времени «веселая компания» уже угомонилась, ее члены спали мертвецким сном на том месте, где только недавно пировали.

Виталий откупорил бутылку, налил Александру Арамовичу, Сашке и себе. Чокнулись, выпили, занюхали хлебушком, закусили огурчиками и помидорчиками. Теперь можно отведать и ухи. Каждый из них подошел к ведру и налил себе ухи столько, сколько посчитал нужным.

Уха удалась на славу! Виталий хлебал ее из своей миски и ощущал такое удовольствие, какого давно не испытывал. Ему вспомнились костры и рыбалки юных лет, его друзья и товарищи. «Вот их бы сюда…», – подумалось ему. Но нету чудес и мечтать о них нечего. Все хлопцы разлетелись кто куда, и собраться вместе теперь вряд ли придется.

Взгрустнулось. Но, тем не менее, от души у него отлегло, он был на природе, он был на рыбалке.

На следующей неделе в пятницу, после обеда в квартире Виталия раздался продолжительный требовательный звонок. Виталий открыл выходную дверь. У двери стоял Александр Арамович.

– Ты что, на рыбалку не собираешься? – с оттенком удивления в голосе спросил он Виталия.

Виталий недоуменно посмотрел на него. В прошлый раз разговора о том, что они снова поедут на рыбалку, не было. Александр Арамович, видя замешательство Виталия, не стал дожидаться ответа, сказал:

– Собирайся. Поедем втроем: ты, я и Сашка. Впредь никого больше брать не будем. Ну, их! Разве они рыбаки?!

Виталий не ожидал такой высокой оценки своих рыбацких способностей, такого расположения и уважения к себе, какое он, как оказалось, смог заслужить у соседа своим простым деловым поведением на прошлой рыбалке. Ему польстило такое отношение товарищей, и в душе он порадовался своему успеху.

Приехали на Чан-ручей. Втроем дружно заготовили дров для костра, после чего пошли рыбачить.

Виталий занял то место у плеса, на котором рыбачил в прошлый раз, Александр Арамович стал рядом с ним, а Сашка, как и в прошлый раз, пошел дальше вниз по течению.

Виталий забросил крючок в реку, и не успели еще разойтись по воде круги от плюхнувшего в нее грузила, как поплавок нырнул под воду, тут же под водой его повело в сторону. Виталий привычным легким движением удилища хотел подсечь рыбу, но в тот момент, когда его рука пошла вверх, он почувствовал рывок, за ним всплеск. Виталий потащил удочку из воды, леска натянулась как струна, удилище согнулось дугой, и он понял, что рыба ушла, а крючок за что-то зацепился. Виталий попробовал освободить крючок, переходя то влево, то вправо и подергивая леску, но крючок держался мертвой хваткой. Поняв, что отцепить крючок – дело безнадежное, он, сильнее чем прежде, дернул удилище и оторвал крючок вместе с куском лески.

Виталий оснастил свою удочку новым крючком. Но сколько и в какую сторону он ни бросал крючок, как ни менял на нем наживку, рыба не клевала. Не клевала и у Александра Арамовича. Должно быть она, сорвавшись с крючка, испугалась и ушла с плеса, уведя за собой всю стаю.

Начинало темнеть. К ним подошел, возвратившийся с низовий Сашка.

– Ну, как улов? – спросил у него Александр Арамович.

– Пусто, – ответил Сашка.

– И у нас не клюет, – с досадой сказал Александр Арамович и грустно улыбнулся неизвестно чему.

Возвратясь с речки, разожгли костер, поужинали домашними припасами, поговорили и улеглись вокруг костра спать.

Ночью все трое проснулись от того, что пошел дождь. Сашка от дождя укрылся в кабине машины, а Виталий с Александром Арамовичем спрятались под кузовом.

Кузов какое-то время защищал от дождя, и они даже задремали, но, сделанный из досок, кузов, сколько мог, вобрал в себя влаги, а избытком ее, через щели, стал щедро делиться с приютившимися под ним рыбаками. Так что, когда чуть забрезжил рассвет, Виталий и Александр Арамович, промокшие и озябшие, выбрались из-под кузова и стали разводить костер, чтобы хоть немного согреться. Когда костер мало-мальски разгорелся, из кабины вылез Сашка и подошел к костру. Выглядел он не выспавшимся и хмурым. Кислое настроение было у всех троих. Мелкий противный дождичек продолжал моросить, идти на утреннюю рыбалку никому не хотелось.

Александр Арамович достал из рюкзака бутылку вина и предложил:

– Давай, Виталий, выпьем для сугрева, да и поедем восвояси. А Сашке не нальем, ему нельзя, он за рулем, он еще нас повезет.

Александр Арамович налил вина в свою кружку, налил Виталию и пристально вопрошающе посмотрел на Сашку. У Сашки был такой несчастный вид, что Александр Арамович не выдержал и с некоторой нерешительностью в голосе спросил:

– Или, может быть, нальем?.. Ты как, Сашка, скажешь?

Сашка молча пожал плечами, что должно было означать: хотите - наливайте, не хотите не наливайте…

– Ну ладно, давай свою кружку, – сжалился над ним Александр Арамович. Сашка протянул кружку, Александр Арамович налил вина и ему.

Чай пить не стали. Собрались, уселись каждый на свое место в машине: Александр Арамович с Сашкой в кабине, Виталий в кузове, прислонившись спиной к кабине.

Выехали с бездорожья на проселочную дорогу. Дождь перестал. Виталий с удовлетворением отметил это, потому как ехать ему в открытом кузове под дождем было совсем не весело.

Машину трясло и подбрасывало на ухабах, но Виталий не обращал на это никакого внимания. К тому же проселочная дорога скоро должна была повернуть налево, а там, километров через десять, машина выедет на большую, наезженную дорогу и покатиться, как по асфальту. Но машина, вместо того, чтобы повернуть налево, почему-то поехала по проселочной дороге прямо. «Сашка прозевал поворот», – подумал Виталий и, наклонясь к правому боковому окну кабины, за которым сидел Александр Арамович, прокричал:

– Поворот проскочили!

– Не волнуйся, – ответил Александр Арамович и добавил, – здесь недалеко поселок, заедем в сельпо. Ты был когда-нибудь в сельпо? Не был? Ну вот, посмотришь, что это такое.

Подъехали к одиноко стоящему домику с вывеской «МАГАЗИН».

Александр Арамович с Сашкой вышли из кабины.

– Вот тебе и сельпо, вылезай из кузова! – скомандовал Александр Арамович Виталию.

Зашли в сельпо. Народу – никого. За прилавком дородная, средних лет продавщица мило улыбнулась посетителям. Пока Виталий с Сашкой рассматривали товар, разложенный на полках, Александр Арамович подошел к прилавку и, улыбнувшись в ответ на улыбку продавщицы, попросил подать бутылку «Столичной», булку хлеба и взвесить с полкило колбасы.

Виталий наивно полагал, что все это Александр Арамович купил, чтобы, возвратившись с рыбалки и, поставив машину, в гараже всем троим помянуть неудавшуюся рыбалку. Но Александр Арамович попросил у продавщицы кусок оберточной бумаги, вышел к машине, постелил бумагу на подножку у левой дверцы кабины, поставил на бумагу бутылку, хлеб и колбасу, скомандовал:

– Доставайте кружки, ребята! Позавтракаем.

Развязали рюкзаки, достали кружки и, какие у кого нашлись, не съеденные на рыбалке припасы. Александр Арамович разлил водку поровну на троих. Выпили. Закусили. Пожалели о том, что напрасно снялись с рыбалки, надо было проявить выдержку, дождь-то прекратился. Но не возвращаться же обратно.

– Вы видели в магазине игрушечные саксофончики? Давайте купим дочерям в подарок, – предложил Сашка.

Предложение было принято с восторгом и единодушно. Все трое вдруг обнаружили сходство своих судеб: оказывается у всех троих по одному ребенку и у всех троих дочери, причем примерно одного возраста.

Зашли в магазин, купили по саксофончику. Расплачиваясь с продавщицей за саксофончик, Александр Арамович попросил подать ему и бутылку Столичной.

– Вы еще торгуете Столичной, а в городе ее уже давно нет в продаже, – заметил он продавщице.

– Да и у нас она уже кончается, – ответила продавщица и добавила, – последние две бутылки остались: одна, что вы взяли, и та, которая на витрине стоит.

– Надо обмыть покупки, – объяснил Александр Арамович, распечатывая бутылку, когда они вышли из магазина и подошли к машине.

Обмыли. Захмелели. Заговорили о жизни. Где-то на половине фразы, произносимой Сашкой, Александр Арамович совсем не по теме, между прочим, сказал:

– А Столичная-то одна осталась. Не гоже ее в одиночестве оставлять. Давайте заберем ее сердешную.

Никто не произнес слова против. Александр Арамович дал Сашке денег и попросил принести бутылку.

– Мне не наливайте, я больше пить не буду, – заявил Виталий, когда Александр Арамович откупорил бутылку и стал наливать водку в кружки.

– Брось ты, Виталий, не отставай от компании, – стал его уговаривать, сильно захмелевший Сашка.

– Должен же быть среди нас хоть один трезвый человек, – возразил Виталий.

Александр Арамович разлил водку по кружкам, они с Сашкой закурили. Подошел парень в морской форме.

– Мужики, вы не в Мурманск едете? – спросил он, почему-то глядя на Виталия, хотя по виду Виталий никак не походил на старшего.

– В Мурманск, – ответил Виталий.

– Не возьмете ли меня?

– Вот он, – Александр Арамович показал на Виталия, – отказывается выпить. Если ты выпьешь за него, то возьмем.

Моряк вопросительно посмотрел на Виталия. Виталий кивнул ему и показал на свою кружку. Александр Арамович и Сашка бросили окурки на землю, подняли свои кружки, чокнулись с моряком, выпили, закусили.

– Ну, все, позавтракали. Можно ехать, – сказал Александр Арамович.– Вези, Сашка, да не расплескай!

– Не боись, – ответил Сашка, заплетающимся языком, – бензинка вывезет.

Говоря это, он похлопал ладонью по капоту машины, после чего взобрался в кабину, завел двигатель и, включив сразу вторую скорость и, дав полный газ, рванул с места.

Виталий с моряком не успели еще, как следует, устроиться в кузове, как машина правым передним колесом влетела в кювет и заглохла. Из машины вылез Сашка, чтобы оценить обстановку. Он, пошатываясь, прошел от кабины до заднего борта машины, увидел, что оба задних колеса стоят на дороге, удовлетворенно крякнул, произнес, видимо, сам для себя:

– Нормально. Выедем. – пошел к кабине.

Моряк, ни слова не говоря, ловко выпрыгнул из кузова.

– Ты же собирался в Мурманск, – заметил ему Виталий.

– Я уже приехал, – сказал моряк и, не оглядываясь, зашагал назад к поселку.

Сашка включил заднюю скорость, машина, завибрировав, попятилась назад и выехала из кювета. Сашка переключился на вторую переднюю, машина покатила вперед по проселочной дороге.

Виталий сидел в кузове, равнодушно смотрел на убегающую дорогу, на скудную заполярную растительность по сторонам дороги, на валуны и пригорки. Вскоре, однообразие, одиночество и почти бессонная ночь взяли свое, глаза его понемногу закрылись, и он стал уже, было, подремывать, как, вдруг, почувствовал толчок, настил кузова ушел из-под него, он как бы на мгновение завис в воздухе, а затем приземлился на что-то не похожее на настил кузова. Виталий открыл глаза, огляделся. Он лежал на земле, на берегу неглубокого оврага. Рядом с ним, чуть возвышаясь, находился борт кузова машины, за машиной проглядывался участок проселочной дороги, по которой они только что ехали. Первое, о чем он подумал, было удивление, как Сашка ухитрился влететь в овраг, который находился слева по ходу машины? Затем им овладела тревога – все ли благополучно с теми, кто ехал в кабине.

Он поднялся с земли и тут же увидел, что обе дверцы кабины открылись одновременно, и почти одновременно из кабины, скорее не вышли, а вывалились Сашка и Александр Арамович.

– Ты как? – спросил, увидев Виталия, Александр Арамович.

– Нормально, – ответил Виталий.

– Ну и замечательно, – успокоенно произнес Александр Арамович и присоединился к Сашке, который, сильно пошатываясь, ходил возле машины, почесывая затылок и что-то недовольно бормоча.

– Да, из этой ямы нам, похоже, самим не выбраться, – наконец сделал свое заключение Александр Арамович.

– И всего-то делов, сейчас отловим машину и нас в момент выдернут отсюда, – заявил Сашка.

Все трое вышли на дорогу. Машины по проселку ходили очень редко, но и редкие машины почему-то проносились не останавливаясь. Надо полагать, их водители еще издали замечали состояние голосующих и, не желая связываться с пьяными, предпочитали проехать мимо, как бы не замечая их.

Наконец, один из шоферов сжалился над ними, его машина сбавила скорость и затем, как бы нехотя, остановилась. Дверка кабины отворилась, Александр Арамович подбежал к шоферу.

– Слушай, друг, выручай, вытащи нас на дорогу, – голос Александра Арамовича звучал умоляюще.

Шофер внимательно и оценивающе посмотрел на него, затем перевел взгляд на Виталия и на Сашку, которые тоже подошли к его машине. На Сашке его взгляд задержался, и не мудрено, Сашка еле держался на ногах.

– А кто у вас водитель? Он, что ли? – поинтересовался шофер, показывая пальцем на Сашку.

– Он, – коротко ответил Александр Арамович.

– Хорошо, – согласился шофер, – я попробую вытащить вашу машину, но вы обещайте мне, что после этого никуда не поедете, а станете в сторонке и будете отдыхать, пока не придете в норму.

– Какой разговор. Конечно! – заверил его Александр Арамович с такой твердой интонацией в голосе, что можно было не сомневаться, так оно и будет.

Шофер поставил свою машину задом на возможно близкое расстояние к заднему борту их машины, залез в кузов, выбросил на дорогу трос.

– Сами трос сможете зацепить? – спросил их с издевкой.

– Сможем, – дружно ответили все трое и громче всех Сашка.

Виталий взялся за один конец троса и понес его к буксирному устройству чужой машины, второй конец Сашка принялся прилаживать к фаркопу своей.

Вытащив машину из оврага, шофер смотал трос, закинул его в кузов, напомнил рыбакам, что им необходимо отдохнуть, сел в кабину и уехал.

– Ну что, давайте располагаться на отдых, – предложил Виталий.

– Какой отдых? – откликнулся на его слова Сашка. – Садись, поехали! Ты видел, как ездят адские водители? Мы поедем, как адские водители. И не боись, Виталька, бензинка вывезет.

– Я не за себя, я за вас боюсь. Случись чего, вам отвечать придется, – ответил Виталий и полез в кузов.

В то время, когда усаживались по своим местам, у Виталия хмель почти весь выветрился. С одной стороны, он меньше выпил, а с другой стороны, освежающий ветерок в кузове тоже имел свое благоприятное влияние. Сашку, напротив, развезло до такой степени, что он, похоже, уже совсем не контролировал ни свои поступки, ни самого себя. Александр Арамович был крепким мужиком, хоть и находился под хорошим хмельком, но держался молодцом. И поскольку он был среди них старшим по своему положению, Виталий рассчитывал на его благоразумие, но к его великому удивлению Александр Арамович сказал:

– Ладно, поехали.

Машина тронулась с места. Виталий устроился в кузове поудобнее и запел песню. Через некоторое время он увидел, как мимо пронеслась встречная машина с сидящими в кузове людьми. На лицах людей он заметил выражение страха, должно быть они сильно напугались, когда увидели, что им лоб в лоб несется встречная машина. Их шофер каким-то чудом смог увернуться от столкновения.

«И на этот раз пронесло», – только подумал Виталий, как почувствовал толчок. Он летит куда-то в сторону, приземляется и испытывает ощущение, что сию же секунду на него что-то должно свалиться. Он сжался в комочек и крепко зажмурил глаза. Но проходит секунда, проходит другая, все спокойно. Виталий открыл глаза и увидел, что лежит он в придорожном кювете, рядом, на обочине дороги, на левом боку лежит машина, кругом разбросаны, вылетевшие из кузова вещи.

Виталий поднялся на ноги, прислушался к своему организму– нет ли какой травмы, и с удовлетворением отметил, что дважды побывав в аварийной ситуации, не получил даже царапины. Это показалось ему небывалым чудом. Но мысль о том, каково его товарищам в кабине, заставила забыть о себе. Он бросился к машине, вскарабкался на смотрящий в небо правый борт, откинул дверцу кабины.

Александр Арамович барахтался в кабине, пытаясь сбросить с себя, почему-то оказавшееся поверх него сиденье. Оно-то и не давало ему возможности открыть дверцу, чтобы самостоятельно выбраться из кабины.

Виталий выбросил сиденье из кабины, спросил:

– Как вы?

– Я нормально. Как Сашка?

– Сашка же под вами. Откуда я могу знать, что с ним? Это скорее вы должны знать, а не я, – едва удерживаясь от смеха, заметил Виталий. Он помог Александру Арамовичу выбраться из кабины. Вдвоем они извлекли оттуда и Сашку. Сашка был без чувств. Они положили его на землю, осмотрели со всех сторон. Видимых увечий или ушибов не обнаружили.

– Ты знаешь, что говорил мне Сашка, перед тем, как врезаться в косогор? – говорил между тем Александр Арамович Виталию, – Он спросил меня: «Ты не боишься со мной ездить? А то у меня был начальник до тебя, он очень боялся ездить со мной на машине».

– Забавный человек Сашка, – заметил Виталий на сообщение Александра Арамовича и добавил, – однако, надо бы привести его в чувство.

Они вдвоем подняли Сашку с земли, Виталий взвалил его себе на спину, донес до, находящегося метрах в двадцати от дороги, маленького озерка, поставил на ноги у самой кромки воды, и, придерживая его левой рукой так, чтобы он не упал, правой рукой быстро зачерпнул воды и брызнул Сашке в лицо. Сашке, по-видимому, это не понравилось, он извернулся, Виталий не удержал его, и Сашка свалился с ног. Виталий уложил Сашку на травке на берегу озера, вернулся к машине.

Александр Арамович, понурив голову, сидел на косогоре, в который Сашка, не справившись с управлением, врезался правой стороной бампера, в результате чего машина и перевернулась. Виталий подошел к нему, сел рядом. Помолчав немного, тихо спросил:

– Что будем делать?

– Не знаю, – ответил Александр Арамович.

– Надо как-то становиться на колеса, – сказал Виталий.

– Как? – печально отозвался Александр Арамович.

В это время к ним подкатила и остановилась легковая автомашина. Из нее вышли мужчина и женщина.

– Что случилось? – спросил мужчина властным голосом.

– Разве не видите сами, что случилось? – ответил ему Виталий.

– А там кто лежит? – поинтересовалась женщина, указывая на Сашку.

– Наш товарищ, – ответил Виталий.

– Что он там делает? – не унималась женщина.

– Отдыхает, – сказал Виталий.

Видимо, предчувствуя неладное, женщина быстрыми шагами подошла к Сашке, склонилась над ним, взяла за запястье его руку, стала щупать пульс. Сашка резко отдернул свою руку.

– Я хочу помочь вам, – сказала женщина, – я врач.

Сашка отреагировал на ее речь грубыми словами.

– Кто шофер? – между тем вел допрос мужчина.

– Все шоферы, – ответил Виталий.

– Он просто пьяный, – сообщила, вернувшаяся от Сашки женщина.

Они сели в машину и уехали. Виталий и не обратил внимания на то, что Александр Арамович не принимал участия в разговоре с незнакомцами. Он даже как будто пытался отвернуться от них, как бы старался быть незамеченным.

Когда машина отъехала, Александр Арамович спросил Виталия:

– Ты знаешь, с кем ты так не любезно разговаривал?

– С кем? – поинтересовался Виталий.

– С заместителем председателя облисполкома.

Перед глазами Виталия молниеносно прокрутилась вся, только что произошедшая сценка, и он увидел в ней, как в рот воды набравшего, Александра Арамовича, и ему стала понятна причина его молчания.

– Он вас знает? – спросил Виталий.

– Может быть, и знает, – ответил Александр Арамович.

– Тогда я вам не завидую, – посочувствовал ему Виталий.

Подъехала и остановилась та самая машина, которая вытаскивала их из оврага. Для Виталия это показалось удивительным. Он сам видел, что после того, как их машина снова стояла на дороге, машина-спасатель уехала по направлению к городу. Обгонять ее, они не обгоняли. Как она оказалась позади них, для Виталия оставалось загадкой и много позже.

– Этого и следовало ожидать, – заметил, высунувшийся из кабины, шофер.

Виталий подбежал к нему.

– Слушай, друг, выручи еще раз, поставь на колеса.

– Э, нет, – ответил шофер, – я уже один раз сделал вам добро, и вот чем это обернулось. Больше на меня не рассчитывайте, дабы не приключилось с вами чего-нибудь и похуже.

С этими словами он захлопнул дверцу кабины, включил скорость и уехал.

На дороге показалась другая машина. Виталий вышел на дорогу, поднял руку. Машина, подъехав, остановилась. Из кабины вышел шофер добродушного вида.

– Как это вы ухитрились перевернуться на хорошей дороге, – почесывая затылок, спросил он Виталия.

– Да уж, ухитрились, – ответил Виталий со вздохом. – Помогите, пожалуйста, нам встать на колеса, – с грустью в голосе попросил Виталий и снова тяжело вздохнул.

– Я рад бы помочь вам, но одному мне вас не поднять, здесь нужна как минимум еще одна машина.

– Ну, тогда мы просим вас не уезжать, может, будет проезжать еще кто-либо и не откажется помочь нам, – сказал Виталий и умоляюще посмотрел на шофера.

– Хорошо, – согласился шофер. Он обошел, лежащую машину кругом, прикидывая, за что и как зацепить ее и в каком направлении потянуть, чтобы, не повредив машины, поставить ее на колеса. Когда оптимальный вариант был найден, шофер поставил свою машину на необходимое место, достал из кузова трос, с помощью Виталия прикрепил один конец к фаркопу своей машины, а другой к раме их машины. Закончив необходимые приготовления, он подошел и уселся на косогоре рядом с Александром Арамовичем, молча и терпеливо стал ждать случайную машину.

Прошло не более получаса, такая машина появилась. Шофер и Виталий вышли на дорогу, остановили ее. Водитель стал, было, отказываться, ссылаясь на отсутствие у него времени, но шофер сказал ему:

– Надо помочь ребятам. С каждым из нас, и с тобой тоже, может приключиться несчастье на дороге. Обидно будет, если никто не захочет помочь. Шофера должны выручать друг друга.

После таких слов, водитель вышел из кабины, шофер показал ему, где он должен поставить свою машину, объяснил, как и в какую сторону его машина должна тянуть трос.

Когда и вторая машина была готова приступить к этой операции, Виталий подал сигнал, и обе машины одновременно на самой малой скорости двинулись с места. Вот троса натянулись, борт, лежащей машины приподнялся от земли, медленно и нехотя пошел вверх. Когда критическая точка крена была пройдена, троса мгновенно обвисли, машина сама стала на собственные колеса, слегка подпрыгнув на них.

Виталий и Александр Арамович сердечно поблагодарили шоферов за помощь. Те, в свою очередь, пожелали им благополучия и уехали.

Виталий от природы был наделен одной замечательной особенностью: чем сложнее складывалась ситуация, тем хладнокровнее он к ней относился, его мозг начинал работать четко, мысли становились ясными и последовательными. И в данный момент он понимал, что им нельзя оставаться на месте аварии, что, во что бы то ни стало, надо убираться отсюда.

Виталий обошел машину кругом и видимых повреждений на ней не обнаружил, целыми оказались даже все стекла. Такое везение можно было объяснить тем, что перед тем, как удариться о косогор, машина шла в гору, поэтому скорость движения ее была небольшая. У вершины пригорка был довольно крутой поворот влево. Сашка, должно быть своевременно поворота не заметил, а когда заметил и резко повернул руль влево, было уже поздно, машина в поворот не вписалась, ударилась о косогор, удар совместился с заносом при резком повороте, машина на колесах не устояла и опрокинулась.

Виталий проверил бензобак. Бензобак находился с правого борта, машина перевернулась на левый борт, бензину не пролилось ни капли. Виталий проверил уровень масла в двигателе, масла было ниже предельного уровня, значит часть масла вытекла. Сашка, на всякий случай, всегда возил с собой бачок с машинным маслом. Виталий достал его, долил масла в двигатель до нормального уровня, затем подобрал и установил на свои места сидения, слегка навел порядок в кабине, сел за руль, включил стартер. Машина завелась. Виталий опытным ухом механика прислушался к работе двигателя. Двигатель работал ровно.

– Ну что, поехали? – сказал Виталий Александру Арамовичу.

– А кто повезет? – с недоверием глядя на Виталия, спросил Александр Арамович.

– Я повезу! – твердо ответил Виталий и добавил, – Сашку посадим в кабину на пассажирское место, ну а вам уж придется ехать в кузове.

– А, может быть, отдохнем? – робко предложил Александр Арамович.

– Нет уж, – парировал Виталий, – отдыхать надо было раньше, до встречи с заместителем председателя, а сейчас надо побыстрее убираться от греха подальше.

Александр Арамович по своему складу характера должно быть был доверчивым и бесшабашным человеком. Ему не свойственно было настоять на своем, он легко подчинял свою волю воле других, поэтому он не стал больше возражать. Они загрузили Сашку в кабину, Александр Арамович забрался в кузов. Поехали.

У Виталия не было водительских прав. Дело в том, что машину он покупать не собирался, по той причине, что денег у него на покупку не было, да и поставить ее было некуда. А, кроме того, ходить на курсы шоферов он не мог, потому что почти постоянно находился в плавании. Азам вождения его научил его приятель по мореходке Роман Перов. Механик от рождения, Роман страстно любил технику. Еще в мореходке, где он учился курсом старше, чем Виталий, он добился от руководства училища разрешения на посещение аэроклуба ДОСААФ. В аэроклубе он учился летать, прыгал с парашютом, попутно ухитрился, там же в ДОСААФ, получить права сначала на управление мотоциклом, а затем и автомобилем.

Когда, после окончания мореходного училища, Роман приехал в Мурманск, то на первые же заработанные деньги купил себе дешевенький мотоцикл. Во время стоянок в порту отводил душу, разъезжая на нем по городу и окрестностям.

Он и женился на мотоциклистке Вике. Но, как вскоре выяснилось, Вика оказалась стервозной особой, к тому же лживой и алчной. Она устроила ему такую веселую жизнь, что он не выдержал, бросил все и, в чем был, ушел от нее. Впрочем, речь не о ней.

Через некоторое время, Роман, поднакопив денег, купил себе подержанного «Москвича». Страстный любитель техники, он и своих товарищей пытался приобщить к этому делу, с удовольствием давая им прокатиться на своей машине. Одним из таких товарищей был и Виталий. За несколько уроков за городом Роман научил его азам управления автомобилем.

С управлением грузовиком Виталий освоился быстро. Когда машина выехала на основную дорогу, он вел ее уверенно, как заправский шофер. Время от времени он поглядывал на Сашку. Сашка, устроившись в уголке кабины, склонив голову на грудь, спал пьяным сном.

Проехав с десяток километров, повстречали на дороге группу моряков, шедших по направлению к городу. Моряки, увидев машину, остановились. Один из них поднял вверх руку, что означало просьбу подвезти их попутно. Виталий хотел проехать мимо, не останавливаясь, но Александр Арамович часто и сильно застучал по кабине. Стук по кабине всегда означал требование пассажира остановить машину. Виталий выключил скорость, затормозил и стал на обочине дороги.

– Что случилось? – спросил он Александра Арамовича, высунувшись из окна кабины.

– Давай возьмем ребят, – сказал Александр Арамович.

Такое предложение поразило Виталия, оно было полным абсурдом и не укладывалось ни в какие логические рамки. Но не успел Виталий открыть рта, чтобы объяснить это Александру Арамовичу, как моряки подбежали к машине, некоторые из них сразу полезли в кузов, двое подбежали к кабине и обратились к Виталию:

– Подбросьте до Минкино.

– Садитесь, – ответил Виталий, – но имейте в виду, я шофер без прав и сохранность не гарантирую.

Моряки приняли слова Виталия за шутку, громко рассмеялись и запрыгнули в кузов.

Кто ездил по Кольскому полуострову, тот знает, что на Кольском полуострове прямых и ровных дорог, практически, нету. Дороги там проходят, петляя и изгибаясь, по пригоркам, впадинам и косогорам. Виталий ехал по такой дороге.

На вершине пригорка он разгонял машину, выехав на склон, выключал скорость и пускал машину в «свободный полет». Машина стремительно неслась вниз по склону, по инерции вылетала почти на середину следующего пригорка, и когда Виталий чувствовал, что машина замедлила ход, он включал вторую, либо третью скорость, давал полный газ, лихо въезжал на пригорок и снова, разогнав машину, пускал ее со следующей горы, как бы в свободный полет.

Такая езда была опасной. Но Виталий не задумывался об опасности, он спешил. Конечно, его поведение было легкомысленным, но, к сожалению, здравомыслие не всегда сопутствует человеку. И сейчас в этом вы еще раз убедитесь.

Въехав на очередной пригорок, Виталий увидел, идущую по дороге, небольшую группу девчат. Поравнявшись с ними, он остановился, предложил:

– Садитесь, девчата, подвезу.

– Ты что? Зачем? – испуганно склонился к нему через кузов Александр Арамович.

– Чудить, так чудить! – бодро ответил ему Виталий и добавил, – это, чтоб веселее было ехать ребятам.

У поворота на Минкино в кабину постучали. Виталий остановил машину. Моряки и девчата с шутками и смехом весело выгрузились из кузова. К Виталию подошел морячок:

– Спасибо, водитель, – поблагодарил он Виталия и с улыбкой заметил, – а говорил, что без прав. Я сколько ездил, но такого лихого шофера не встречал.

– Какие твои годы! Еще встретишь, – ответил Виталий и поехал дальше.

На въезде в город, прямо у дороги, стояла пивная. Рыбаки ее прозвали «Три карася». За несколько метров до пивной Александр Арамович предложил Виталию:

– Давай остановимся, попьем пивка.

Виталий поставил машину на площадке возле пивной, вышел из кабины. Но только Александр Арамович выбрался из кузова, как к ним подошел мужчина в милицейской форме.

– Ребята, а где у вас передний номер? – задал он вопрос.

Передний номер в то время крепился на кронштейнах на верху переднего бампера справа. Виталий посмотрел на бампер. Только теперь он заметил, что правый конец бампера погнут, а номер вмят внутрь так, что за бампером его и не видно.

– Мы тут заезжали в кустики и, должно быть, смяли номер, – пояснил Виталий милиционеру и, говоря это, он одновременно взялся за конец бампера, отогнул его, затем разогнул смятые кронштейны, и номер оказался на своем месте.

Милиционер стоял пораженный, глядя на Виталия. Он не мог поверить тому, что мужичок среднего роста может обладать силой, способной гнуть бамперы грузовика. Но такие случаи иногда в природе наблюдаются. В экстремальных условиях у людей каким-то образом открываются такие возможности, которые иначе, как чудом объяснить невозможно.

Пока милиционер приходил в себя, Виталий тихо скомандовал Александру Арамовичу:

– Быстро в кузов! – Сам тут же сел в кабину, включил скорость, и они отъехали от пивной.

В город въехали, когда уже стемнело. Виталий не знал, где находится гараж и где живет Сашка, да и разъезжать по городу без прав не было никакого резона, поэтому он подъехал к своему дому, поставил машину напротив своего подъезда. Александр Арамович, пожав руку Виталию, ушел домой. Виталий взвалил Сашку к себе на спину, занес его в свою комнату, постелил ему на полу тюфячок, положил спать.

Рано утром, еще до рассвета, Сашка разбудил Виталия.

– Где машина? – спросил он.

– Не далеко от Чан-ручья на дороге валяется, – пошутил Виталий.

– Не правда, – возразил Сашка, – я помню, мы ехали.

– Надо же, помнишь? – изумился Виталий, – ладно, я пошутил, у подъезда стоит твоя машина.

– Выпусти меня, я пойду, – попросил Сашка.

Виталий открыл Сашке входную дверь, Сашка вышел. Через некоторое время Виталий услышал, как машина отъехала от дома.

В полдень Виталий пошел прогуляться по городу, зашел в кафе пообедать. Рядом с ним за столик сели двое мужчин примерно одного с ним возраста, и один говорил другому:

– Вчера ездили на рыбалку, возвращались домой, так, поверишь, автоинспектора на каждом перекрестке останавливали, проверяли, не пьяный ли. Не понятно, что им в голову взбрело, озверели, что ли?

– Наверно у них профилактический рейд объявили, – высказал свое мнение товарищ.

«Значит, нам снова повезло, успели проскочить», – подумал Виталий. В разговор он вступать не стал, пообедал и пошел домой.

Вечером к нему зашел Александр Арамович. По его лицу было видно, что он чем-то сильно расстроен. Виталий подал ему стул. Александр Арамович сел и поведал Виталию о своей печали:

– Позвонил мне сегодня мой начальник и спросил:

– Ты вчера на рыбалку ездил?

– Ездил, – ответил я.

– И где сейчас твоя машина?

– В гараже, – сказал я.

– И ты сейчас можешь на ней ко мне приехать?

– Могу.

– Не морочь голову, а пиши объяснение на имя заместителя председателя облисполкома, – сказал он грозно и бросил трубку.

– Да, положеньице – хуже некуда, – посочувствовал Александру Арамовичу Виталий и, немного подумав, сказал:

– Я считаю, что никакого объяснения писать не следует. У зампреда столько важных дел областного масштаба, что ему не до наших мелочей. Завтра же он о вас и забудет.

– И Сашка сегодня на работу почему-то не вышел, – задумчиво произнес Александр Арамович.

– Странно, – заметил Виталий с оттенком удивления в голосе.

– Странно, – согласился Александр Арамович и предложил:

– Давай сходим к нему, узнаем, в чем дело?

Дверь открыла Сашкина жена, она любезно пригласила гостей пройти в комнату. Сашка лежал на диване. На лбу у него прямо над переносицей красовался огромный лиловый шишак. От шишака через переносицу вокруг глаз шли разноцветные разводы от сильного ушиба. Виталия это явление сильно удивило. Он помнил, что, когда Сашка утром уходил от него, ничего похожего на его лице не было.

А произошло вот что. Когда, вернувшийся с рыбалки, Сашка своим ключом открыл дверь и вошел в прихожую, с кухни навстречу ему вышла жена. Она всю ночь, не смыкая глаз, провела в тревоге за него, пытаясь представить, какое несчастье с ним могло произойти. Несчастье, из-за которого он вовремя не смог вернуться домой, потому что такого в их семейной жизни еще не было. Увидев помятый вид Сашки, и унюхав, идущий от него запах перегара, она вспыхнула от злости и досады, не помня себя, схватила скалку и со словами:

– Я тут ночь не сплю, переживаю за тебя, а ты где-то пьянствуешь!.. – огрела его скалкой между глаз.

Между прочим, месяцем позже Александр Арамович вышел из своего кабинета, пошел по коридору, оступился, упал и сломал ногу.

Вот так! За один день дважды побывали в автоаварии, и ни у кого ни единой царапины, а тут на ровном месте у одного шишак, у другого перелом. Как сказали бы в нынешнее время: «Не объяснимо, но факт!», или еще говорят: «Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь!».

Одним словом – судьба!

[Leon]

ОХОТА

Семидесятые годы двадцатого столетия. Мы были тогда молодыми, веселыми и дружными. Многого хотели от жизни, к многому стремились, многое умели делать и делали. Смотрю теперь на постоянную нехватку времени и удивляюсь, как нас тогда на все хватало, как мы успевали и поработать, и погулять, уделить время искусству, творчеству, семье и дружескому общению. При этом не забывали следить за политическими событиями в стране и в мире, интересовались новостями в науке и технике.
Мой друг Виталий, когда ему перевалило за тридцать лет, отплавав очередной договорной срок, перешел работать на берег. Между прочим, в этом он не был оригиналом. Не многие моряки посвящают морю всю свою жизнь. Чаще всего под напором своих жен, которым надоедает ждать мужей неделями и месяцами из года в год, они вынуждены бывают расстаться с привычным своим делом, подчас поменять профессию и работать на берегу, с тоской поглядывая на стоящие в порту корабли.
Еще долгое время море манило к себе и Виталия. Иногда ему хотелось плюнуть на все и хоть на один рейс пойти в плавание, чтобы успокоить душу, смертельно тоскующую по морю. Но жена, отвоевавшая его у моря, и теперь умиротворенная и счастливая тем, что и она, и дети видят его каждый день, вряд ли согласилась бы разлучиться с ним из-за его прихоти. В ее решительности он не сомневался, и потому подавлял в себе тягу к морю.
Расставшись с морем, Виталий выучился на механика по холодильным установкам и, поскольку таких специалистов в те годы не хватало, его с радостью приняли на одно из специализированных предприятий мастером. Предприятие вело монтаж и наладку холодильного оборудования и в самом областном центре, и по всему Кольскому полуострову.
Случилось так, что в поселке Туманный, где жили строители и эксплуатационники Серебрянских ГЭС, потребовалось установить и отладить холодильное оборудование на вводимых в эксплуатацию: продовольственном магазине, в детском садике и в столовой. Виталия и с ним двух рабочих откомандировали выполнять эту работу.
В небольших населенных пунктах, где почти все друг друга знают, каждодневно встречаясь толи на работе, толи в магазине, толи в клубе и просто на улице, новости разносятся моментально. Жители проведали о том, что в поселке появились мастера по холодильникам, стали приходить к ним, кто с просьбой отремонтировать домашний холодильник, кто за советом, какой холодильник лучше в эксплуатации, чтобы не ошибиться и купить надежный агрегат.
Свободное время после работы, практически, девать было некуда, и Виталий с удовольствием помогал людям советом, шел и выполнял мелкие ремонты. Брать деньги за услуги он категорически отказывался, чем сыскал у жителей поселка не малую симпатию и уважение.
Однажды пригласил его посмотреть холодильник один из руководителей строительства ГЭС. Холодильник у него был по тем временам весьма не плохой и совсем еще не старый, но почему-то перестал работать. Виталий пришел, посмотрел его. Поломка оказалась серьезной. Требовалось заменить компрессор. Узнав об этом, хозяйка сильно огорчилась, с заметной робостью и малой надеждой на успех, стала просить Виталия помочь приобрести и установить новый компрессор. Виталий имел обыкновение ничего не обещать людям, если не был уверен в безусловном выполнении обещания, к тому же в данном случае холодильник был зарубежного производства, и запчастей к нему найти было невозможно. Все это он объяснил хозяйке, сожалея о том, что задача оказалась ему не по плечу.
Однако чудеса на свете бывают. Вскоре Виталий поехал на свою базу за очередным оборудованием и совсем нечаянно на складе наткнулся на агрегат, который на первый взгляд должен был подойти к тому холодильнику, который он и не надеялся отремонтировать. Что это был за агрегат, как он оказался на складе, кладовщица этого не помнила, она только знала, что агрегат никем не востребован и числится в неликвидах.
Виталий выписал этот неликвид на свое имя, оплатил его, привез, прикинул по месту. Агрегат хоть был и не от такого холодильника, но подошел к нему как нельзя лучше. Хозяева, уже совсем не надеявшиеся на благополучный исход дела, были весьма обрадованы и благодарны Виталию за его старания и труды.
Прошло некоторое время. Однажды вечером, после работы, Виталия навестил начальник, которому он отремонтировал холодильник. Поговорив о малозначительных делах, он как бы между прочим, сказал Виталию:
- Мы в тундру все необходимое для строительства ЛЭП доставляем вертолетами. Если у вас есть желание, я могу устроить вам не плохую рыбалку. Одним из очередных рейсов вертолетчики возьмут вас, высадят, хотите на речке, хотите на одном из озер. Через день или два, там уж сами договоритесь, вертолетчики, бросив очередной груз для ЛЭП, заберут вас.
О такой рыбалке Виталий мог только мечтать, поэтому он с радостью согласился. Единственное, что его смущало, так это отсутствие рыбацких принадлежностей и незнание тех мест, где ему предстояло рыбачить. Об этих проблемах он поведал своему протеже.
- Эти трудности мы легко уладим, - сказал начальник, - я вам дам в товарищи одного веселого парня, у него есть и снасти и в тех местах он бывал неоднократно. Так что до завтра, и спокойной вам ночи.
На следующий день в самом начале рабочего дня Виталий пришел в контору к начальнику. Тот познакомил его с парнем, назначенным ему в напарники. Парня звали Витя. Витя, узнав, что у Виталия нет никаких принадлежностей и даже сапог, призадумался. Вероятно, ему было не по душе иметь такого компаньона, и Виталию даже показалось, что Витя сейчас решает: а не отказаться ли ему от этой рыбалки. Наконец, Витя все с тем же задумчивым видом вымолвил:
- Ладно, сапоги мы одолжим у Васьки. Я возьму удочку, а тебе отдам свой спиннинг. Надеюсь, спиннинг бросать ты умеешь?.. Но где взять лодку?
И Витя стал уверять, что без лодки и рыбалка – не рыбалка, что на лодке и с берега на берег переберешься, а при случае под ней и от ненастья спрятаться можно, да и спать на лодке куда мягче, чем на земле.
- Лодки у ребят есть, да кто ж их даст? Лодку можно взять только с хозяином, – продолжал рассуждать Витя, - а найти человека, который может пойти на рыбалку в рабочие дни практически невозможно. Разве что попытаться поговорить с Романом Довченко?
И они отправились разыскивать Романа Довченко.
Роман Довченко оказался бульдозеристом. Отыскали они его на работе в песочном карьере. Витя, показав на Виталия, объяснил:
- Вот у этого парня есть вертолет, на котором мы собрались было полететь на рыбалку, но у нас нету лодки. Я знаю, у тебя лодка есть, не выручишь ли?
Роман хитровато ухмыльнулся, почесал затылок, надвинул на глаза кепку, заглушил бульдозер и с нескрываемым выражением плутовства в глазах с неопределенностью в словах, как бы нехотя, заговорил:
- Лодка-то есть, но уж больно старенькая, боюсь, вы далеко на ней не уплывете. Да, по-моему, она вообще не держит воздух, я давно ее не проверял.
- Так в чем дело? Давай проверим, - улыбнувшись ему, сказал Виталий, - и, кстати, мы вместе с лодкой, для придания ей плавучести, можем взять на рыбалку и ее хозяина.
- Это другое дело, - ответил Роман, - но я ведь на работе. С этим-то как быть?
- Договорись с напарником, пусть за тебя поработает, - посоветовал Витя.
- Попытаюсь договориться, - внял совету Роман и, хитровато улыбнувшись, добавил, - напарник мой кум.
К обеду они были на вертолетной площадке, через полчаса загрузились в вертолет, вертолет взлетел, взял на подвеску бетонную плиту и, тяжело гудя турбинами, полетел над тундрой. Корпус вертолета дрожал от вибрации, создавая впечатление того, что он вот-вот развалится. Шум двигателей заглушал нормальную речь, кричать на ухо друг другу не доставляло удовольствия, поэтому летели молча.
Подлетая к месту назначения, вертолет снизился, сбавил скорость и вскоре завис в нужной точке. Второй пилот открыл замок подвески, плита легла на землю, точно на свое место. Вертолет, освободившись от груза, начал набирать высоту. Командир вертолета подал знак пассажирам, чтобы они подошли к кабине.
- Где вас высадить? – обратился он к Виталию.
Виталий не знал региона, поэтому растерянно пожал плечами, пристально посмотрел на Витю, как бы предлагая ему ответить на этот вопрос.
- В бывшем лагере лэповцев возле реки Харловки, - твердо заявил Витя.
- Почему в лагере? – спросил Роман и недоуменно посмотрел на Виталия, как бы взывая к его благоразумию, и призывая его авторитет на помощь, по праву считая его главным лицом этой экспедиции, за которым остается решающее слово. – Высаживаться надо на самой Харловке, чуть выше порога.
Роман и Витя начали спорить. Каждый отстаивал свое мнение. Виталий в беспомощности переводил свой взгляд с одного на другого. Он не ведал ни местонахождения лагеря, ни речного порога, поэтому не знал, кто из них прав и на чью сторону ему следовало стать. Наконец, не выдержал вертолетчик и строго сказал:
- Решайте скорее, иначе я лечу на базу, и никакой рыбалки.
- В лагере! – решительно заявил Витя. Роман только недовольно хмыкнул.
Вертолет приземлился. Рыбаки выгрузились. Договорились, что вертолетчики заберут их через день с вершины сопки, что по правому берегу речки Харловки у водопада.
Вертолет улетел. Роман пристально посмотрел на Витю и с явной ехидцей спросил:
- Ну, и что дальше?..
Витя ничего не ответил, он побродил среди разбросанных, оставленных бывшими здесь лэповцами предметов и вещей, отыскал, как оказалось, свою старую телогрейку. Явно довольный своей находкой, разрешающим тоном сказал:
- Можно идти на речку.
Роман от гнева покраснел, но сдержал себя, прикидываясь наивным простачком, спросил:
- В какую сторону?
- А вон туда, направо, на плес, - ответил Витя и показал рукой направление.
- Ну, вот что, парень, ты можешь идти хоть направо, хоть налево, - заявил Роман с полной решительностью, - а мы с Виталием пойдем к порогу. Мы из-за твоей поганой телогрейки считай полдня напрасно потеряли, да вдобавок ко всему теперь будем со своим грузом пару верст по тундре топать.
Роман вскинул за плечи рюкзак, повесил на правое плечо ружье, взял в руку удочку и неспешным шагом направился в сторону речного порога. Виталий пошел за ним, Витя поплелся следом.
- Харловка – семужья река, - объяснял Роман Виталию по пути, - на плесе рыбы много, но рыбачить ниже порога запрещено. Оно, конечно, и выше водопада рыбнадзор, если поймает, то тоже накажет, но не столь строго. Водопад высокий, семга его преодолеть не может, зато от водопада выше по течению водится прекрасная серебристая форель и гольцы.
В тундре ни кусты, ни деревья не растут, не растут деревья и по берегам тундровых болот и озер, но, удивительное дело, на берегах речек, протекающих по тундре, кусты и деревца растут почти повсеместно. Из кустов чаще всего растет ивняк и можжевельник, а деревья бывают представлены лишь одним видом – низкорослыми корявыми березками. Через час пути в такой березняк и вошли рыбаки. Полоска леса была не широкая, через несколько шагов за деревьями блеснула гладь воды. Но Роман не пошел к реке, а повернул налево и направился к водопаду вдоль берега, лесочком. Вскоре послышался шум водопада. Роман остановился, повернулся к товарищам, приложил палец к губам, давая знак – прекратить разговоры. Затем, он молча снял рюкзак, положил его под дерево на землю, рядом с рюкзаком поставил удочку и тихим голосом сказал:
- Пахнуло дымком, на водопаде кто-то есть. Оставляем вещи здесь, идем налегке, посмотрим, что к чему.
Роман взял ружье, Виталий захватил с собой спиннинг, Витя не стал брать ничего. Двинулись молча. Метров через двадцать начался пологий подъем в гору, еще через двадцать метров сквозь деревья показался водопад. Роман остановился, огляделся, дымком тянуло с пригорка, на который они поднимались. Роман пошел на запах дыма. Лесок закончился, как оборвался. Вершина сопки была голая, лишь местами на ней лежали разной величины валуны да камни. У одного из валунов у костерка сидели двое мужчин. Судя по экипировке, они были военными и относились к среднему командному составу.
Подошли, поздоровались.
- Ну, как рыбка ловится? – поинтересовался Роман.
- Да никак, - ответил один из двоих и пододвинул к себе поближе, стоявший рядом, прислоненный к валуну карабин. – Видишь, не уху, а суп из тушенки варим.
Действительно, в котелке над костром варился суп с тушенкой.
- А вон там, чьи сети стоят? - спросил Виталий, показав на огромную сеть, перегородившую реку, сразу за котлом водопада.
- А кто ее знает? Мы пришли, сеть уже стояла, рядом с ней никого не было. Спросить, чья она, было не у кого, - с легкой усмешкой соврал второй военный.
Бесспорно, сеть поставили они, но попробуй докажи, если этого не видел, к тому же в котелке варится не рыба, а тушенка.
Всем было известно, что самыми злостными браконьерами всегда являлись люди военные. Возможности у них для этого не ограниченные, а взять их голыми руками не возьмешь, поскольку вооружены и очень опасны.
Роман и Витя присели у костра, завели разговор с военными. Виталий спустился со склона к водопаду.
Котел водопада бурлил от падавшей в него воды и множества собравшейся в нем рыбы. Большие и поменьше рыбины то и дело выскакивали из воды, тщетно пытаясь с разбегу преодолеть струю, падавшую с порога.
Виталий спиннингом никогда не рыбачил, поэтому не ради промысла, а для тренировки по владению спиннингом, он попробовал забросить в реку блесну. Попытка не удалась, блесна упала на берегу на камни, леска, с прокрутившейся по инерции катушки размоталась и запуталась. Виталий терпеливо распутал леску, намотал ее на катушку, кинул блесну, и снова неудачно. Блесна достигла середины реки только с четвертой попытки. Виталий выждал паузу, дав возможность блесне утонуть, стал наматывать леску на катушку и почти сразу же почувствовал поклевку. На крючок попалась крупная рыбина. Виталий с большим усилием стал быстро накручивать леску на катушку, подтягивая рыбу к берегу. И в этом сказался его непрофессионализм, сильная рыба сделала рывок и сорвалась с крючка.
Подошли Роман и Витя
- Пошли за вещичками, - сказал Роман, - время идет к ночи, надо обустраиваться на ночлег.
Шла первая половина сентября. Уже несколько дней стояла тихая солнечная теплая погода бабьего лета. Было ощущение того, что такая чудесная погода установилась основательно и надолго, во всяком случае, те два дня, которые Виталий должен был провести на рыбалке, виделись ему вполне благоприятными, поэтому он полетел на рыбалку легко одетым в своем повседневном пиджачке и в шляпе.
Место для стоянки выбрали в ста метрах от водопада вверх по реке. У огромного валуна сделали настил из веток и мха, натаскали и нарубили дров для костра, но костер разжигать не стали, потому что наступала ночь. Поели всухомятку, улеглись спать.
Ночью Виталий проснулся от того, что ему на лицо, как будто, кто-то брызнул водой. Он перевернулся лицом вниз, но теперь капли воды стали падать ему на затылок. Виталий открыл глаза, стало ясно, что пошел дождь. Укрыться от дождя было негде, промокнуть до нитки тоже не хотелось. Нужно было что-то предпринимать. Между тем, от дождя проснулся и Роман с Витей. Роман быстро встал, достал из мешка лодку, принялся ее накачивать. Надутую лодку прислонили наклонно к валуну, под лодку поместили свои вещи, уселись сами, прислонясь спинами к валуну, и плотно прижавшись друг к другу боками. В полудреме стали дожидаться рассвета.
Едва-едва рассвело, все трое были на ногах. Оценили обстановку. По небу с севера, почти касаясь вершин сопок, лениво плыли тяжелые рыхлые тучи, и шел такой же ленивый мелкий дождь. Такой дождь, как правило, быстро не проходит, продолжается несколько дней, а то и больше недели. Все трое отчетливо поняли, что здесь они застряли надолго, вертолет в такую погоду прилететь не сможет и условия для существования в ближайшее время у них ожидаются ужасные.
И опять самым практичным из них оказался Роман.
- Ну, вот что, ребята, - сказал он, - нам предстоит прожить здесь не один день. Хорошо хоть то, что у нас не будет проблемы с дровами. Маловато еды, но с голоду не помрем, не обессудьте, но в таких обстоятельствах не до разносолов, будем пробавляться рыбкой. А сейчас нам надо соорудить, по возможности, подходящий шалаш, заготовить побольше дров, развести костер, согреться чайком, а уж потом посмотрим, какая здесь рыбалка.
Замечено, что не редко самые уверенные в себе в обыденной жизни люди, попадая в экстремальные условия, теряются, сникают, падают духом и бывают не способны ни к какой деятельности, в том числе и к борьбе за выживание. Таким человеком, похоже, оказался и Витя. В постройке шалаша он еще принимал кое-какое участие, но позавтракав и напившись чаю, забрался в шалаш и на рыбалку идти на отрез отказался.
Роман и Виталий отправились рыбачить вдвоем. От водопада пошли вверх по течению. Клев был отменный. Настоящему рыбаку в таких случаях бывает не до еды, потому что при хорошем клеве время летит так быстро и незаметно, что голод не успевает о себе заявить.
Начинало смеркаться. Роман подал знак сматывать удочки. В лагерь вернулись хорошо гружеными уловом, но промокли так, что вода стекала с их одежды струйками и хлюпала в сапогах. Дождь, между тем, продолжал идти все так же нудно и непрестанно.
Витя, заслышав их шаги, выбрался из шалаша с кислым лицом и угрюмым видом. Роман с Виталием, положив на землю мешок с уловом и поставив удочки, сняли с себя одежду, принялись выжимать из нее воду, обмениваясь впечатлениями относительно удавшейся рыбалки. Витя не стал вмешиваться в их разговор, он взял нож, покопавшись в мешке с уловом, выбрал пару приглянувшихся ему рыбин, начал их чистить.
Развели костер, сварили уху, с аппетитом похлебали ухи, напились чаю. Жить стало веселее, но ненадолго. Ночевать в шалаше, конечно, лучше, чем под открытым небом, но спать в мокрой одежде при ночной прохладе мало удовольствия. Вите было попроще, он за день почти не промок, к тому же у него была фуфайка, которая согревала его. Роман, перевернув лодку, забрался под нее и согревался хотя бы своим дыханием, а Виталий в своем мокром пиджачке и в мокрых брюках продрожал всю ночь, только временами забываясь не глубоким сном.
Прошло четыре дня такой собачьей жизни. Каждый день Роман с Виталием уходили на рыбалку, Витя оставался в шалаше. Но когда Виталий с Романом возвращались с рыбалки, он неизменно брал нож, разделывал рыбу, варил уху. Казалось, что он и прилетел сюда, чтоб только похлебать ухи и не более того.
На пятый день Роман не выдержал и сурово сказал Вите:
- Нечего дурака валять, бери удочку и иди рыбачить!
- Тебе надо, ты и иди, - огрызнулся Витя, - смотри, сколько наловил и все тебе мало.
Упрек в жадности задел Романа за живое. Он взорвался от гнева, схватил ружье, как будто намереваясь вести Витю на рыбалку под конвоем, открыл затвор ружья, посмотрел на незаряженные стволы, дунул в них, поставил ружье на место и все так же сердито выговорил:
- А зачем было тебе сюда лететь, если не рыбачить? В шалаше отсиживаться? Посмотри на Виталия, уж он-то имеет право посидеть в шалаше, но не ты.
- Оставь его, - вмешался Виталий, - пусть сидит. Пойдем рыбачить, я когда двигаюсь, мне теплее.
Роман посмотрел на Виталия с видом большого уважения и даже симпатии, взял удочку, молча направился к реке.
Дождь поутих только на шестые сутки. Тучи хоть и продолжали покрывать небо сплошным плотным покровом, но поднялись над землей сравнительно высоко.
- Похоже, погода налаживается, - заметил Виталий.
- Да, похоже, - откликнулся на его слова Роман и добавил, - вертолетчики за нас тоже в ответе, прилетят, как только появиться хоть малейшая возможность, поэтому давайте сегодня вначале перенесем основной груз на вершину сопки, а уж потом посмотрим, что делать дальше.
Рыбацкие компании бывают разные. В иных заведено, что каждый ловит для себя, выделяя свою долю на общую уху. В других ловят в общую кучу, а потом делят добычу поровну, и никто не обижается на то, что он поймал больше других, а получил столько же, сколько тот, кто, может быть, совсем ничего не поймал. Виталий рыбачил с разными компаниями, его устраивал любой вид дележа добычи, он получал удовольствие от самой рыбалки, хотя принести домой улов ему тоже было приятнее, чем вернуться ни с чем. Похоже, Роман тоже рыбачил по тому и другому принципу, но для него рыбалка в первую очередь имела промысловое значение, а уж удовольствие от рыбалки было на втором месте. На этот раз рыбачили на общий котел, и когда рыбу вынесли на вершину сопки, Роман высыпал ее из мешка на траву, начал делить. Сначала он отложил в сторону четыре ровных крупных форели.
- Это вертолетчикам, - пояснил он.
Виталий и Витя кивнули головами, выражая согласие. Немного подумав, Роман с деловым видом стал раскладывать рыбу на две равные кучки.
- А почему на две? – с недоумением спросил Витя
- А ты разве рыбачил? – вопросом на вопрос ответил Роман спокойным тоном.
- А кто вам рыбу шкерил, кто готовил? – отстаивал свое право на пай Витя.
- А кто уху хлебал, не поймавши ни одной рыбешки? – в тон ему ответил Роман.
- Поступай, Роман, по справедливости, - прервал их перепалку Виталий, - раскладывай на две кучки, одна будет твоя, а вторую мы с Витей поделим пополам.
Роман пристально и, как бы с укором, посмотрел на Виталия, махнул рукой, показывая этим жестом, дескать, дело ваше, и продолжил дележ.
Рыбаки еще не успели уложить рыбу в рюкзаки, как Роман, вдруг, оставил свое дело, вытянулся в струнку и стал насторожено прислушиваться.
- Вертолет, - не сказал, а как бы выдохнул он, - я же говорил, что вертолетчики прилетят при первой же возможности.
Теперь и Виталий с Витей услышали отдаленный шум двигателя вертолета. Рокот двигателя, нарастая, приближался. Роман с Виталием оставили Витю для указания места посадки вертолета, а сами, чтобы не задерживать машину надолго, не сбежали, а, можно сказать, скатились с горки в лагерь за оставшимися там вещами.
Не мешкая, погрузились в вертолет, благополучно возвратились домой.
Через два дня, после работы, Виталий, умывшись и переодевшись, пошел в столовую поужинать. Около столовой он увидел Романа. Тот стоял еще с двумя мужчинами, они о чем-то деловито разговаривали. Виталий подошел, поздоровался.
- Вот, познакомьтесь, - сказал Роман своим товарищам, - мужик с которым мы недавно рыбачили.
- Максим, - подав руку Виталию, представился, плотно сложенный, выше среднего роста, по виду похожий не то на цыгана, не то на армянина, мужчина.
- Николай, - отрекомендовался другой.
- Знаешь, что? Сейчас мы уезжаем, но ты заходи ко мне в гости, посидим, попьем чайку, - сказал Роман Виталию. Он назвал ему свой адрес.
- Иди, Николай, заводи машину, - распорядился Максим.
Виталий уже привык к тому, что во время рыбалки негласным лидером являлся Роман, поэтому властный тон Максима как-то не укладывался у него в голове, ему казалось, что Роман должен командовать и здесь, но ему невольно пришлось признать и то, что в этой компании верховодит не Роман.
На следующий день, после работы, Виталию снова повстречался Роман. Он не стал слушать никаких отговорок Виталия, затащил его к себе в гости. Дома Роман с гордостью представил Виталию своего сына Васю, мальчишку лет двенадцати от роду и жену Нину не то якутку, не то чукчанку по происхождению, что несколько удивило Виталия.
Жена Романа приветливо встретила и мужа, и гостя, проворно накрыла на стол. Поужинали, напились чаю. « В этом доме, - отметил про себя Виталий, - чай, как и принято у северных народов, в застольях занимает главенствующее значение.»
- Чай – наша давняя семейная традиция, - сказала Нина, словно прочитала мысли Виталия, - « Это чай меня в кучке держит», – говаривал бывало мой дедушка. Он прожил трудную, но сравнительно долгую жизнь. Некоторые говорят, что за рюмкой легче беседа идет, а мой дедушка считал, что за чашкой чая куда интереснее разговаривать, мысли в трезвой голове всегда четкие, объемные, да и мысли собеседника воспринимаются и оцениваются на трезвую голову по достоинству. Есть такое мнение, что если сидишь в компании и не выпиваешь вместе со всеми, то товарищи на тебя обидятся и уважать тебя перестанут. Ничего подобного, мой дедушка мог сидеть в компании и пить вместо водки чай, при этом многие люди считали за честь водить с ним дружбу.
Вечер прошел в разговорах, позволяющих и хозяевам, и гостю поближе узнать друг друга. Похоже было на то, что и хозяева, и гость пришлись друг другу по душе. Прощаясь, Роман как бы между прочим предложил:
- Завтра, после работы, мы с ребятами собираемся поехать на природу. Если хочешь, поедем с нами, я с ребятами говорил, они не против того, чтобы взять тебя за компанию.
Роман с радостью согласился.
Компания состояла не из трех, как думал Виталий, а из четырех человек. Четвертым был Саша Воблый, инженер, специалист по строительным машинам и механизмам. Как оказалось, Максим Тарасенко тоже имел отношение к механизации, он владел специальностью и шофера, и тракториста, но на строительстве работал художником-оформителем. Николай Немцов работал шофером на машине-летучке на участке Саши Воблова. Это была дружная устоявшаяся компания, сложившаяся несколько лет назад еще на строительстве Вилюйской ГЭС, где они и работали ударно, и удачно рыбачили и охотились.
Многие ребята пытались войти в эту компанию, становясь друзьями одного или двух членов компании, иные устраивали даже мальчишники для того, чтобы внедриться в компанию, но всегда получалось как-то так, что на рыбалку или на охоту с компанией они не попадали. Компания отправлялась на промысел, смотря по возможностям и обстоятельствам, в составе двух, трех или четырех человек, но чужаков с собой они не брали никогда.
Порядки в компании были давно устоявшиеся, все знали свое место в сообществе, и каждый владел делом профессионально. Если они шли на промысел, то о выпивке никто из них и не помышлял, брали только одну бутылку водки на всякий случай в лечебных целях и сохраняли ее до тех пор, пока не вернуться в поселок. Зато были случаи, когда они выезжали на природу просто отдохнуть, попить винца. Тогда собирались непременно в полном составе, брали с собой хорошую закуску, захватывали удочки, чтобы добыть рыбешки на уху. В таких случаях и настроение в компании складывалось веселое, с шутками и розыгрышами, а не сосредоточенно-деловое, как на промысле.
На этот раз компания выезжала на природу. Вопреки правилам, в ее состав вошел человек со стороны, вероятно, они почувствовали в нем себе подобного по духу и по делу. Виталий тоже не был пьяницей, хотя изредка в меру, как и они, выпить не отказывался. В компании матерное слово было большой редкостью. Виталий же еще с детских лет усвоил урок своего старшего брата, который внушал ему:
- Употреблять нецензурные и грубые слова может только малокультурный, безнравственный человек. Голова порядочного человека не должна быть завалена хламом, в ней должно быть достаточно места для умных мыслей. Когда ты идешь или сидишь – размышляй, когда что-либо делаешь – думай.
Для Виталия выругаться матом было так же невозможно, как невозможно переступить через самого себя.
- Ничего, - говорили ему товарищи в мореходке, - пойдешь в море, всему научишься, и материться тоже.
В море Виталий познал многое, но от матерщины его тошнило хуже, чем от качки. Не научился он и курить. Кстати, все четверо из новых его друзей тоже были некурящими. И, надо сказать, это был удивительно невероятный случай.
С тех пор как Виталий провел с ребятами несколько часов на природе, он стал постоянным участником рыбалок. Он сделался полноправным членом команды и чувствовал себя в команде комфортно, как равный среди равных, потому что атмосфера взаимоотношений в команде была подобна той, какая царила среди его товарищей в детстве.
Но подошло время, когда командировочные дела были закончены, нужно было уезжать из поселка домой. По случаю отъезда Виталий устроил небольшую вечеринку для вновь обретенных товарищей, на которой поблагодарил их за дружеское отношение к нему и высказал искреннее сожаление о том, что необходимость заставляет его покинуть их замечательный коллектив.
- А ты при первой же возможности приезжай, - предложил ему Роман, - останавливаться можешь у меня. Надеюсь, не обидим.
- Спасибо за приглашение, - ответил Виталий, - питаю надежду на то, что как-нибудь приеду, если не буду вам всем в тягость.
- Какой может быть разговор? Конечно, приезжай! - сказали все дружно.
Через пару недель после возвращения из командировки, Виталию дали отпуск. В первый же день отпуска, еще накануне, собрав рыбацкие принадлежности, он уехал к ребятам на Серебрянку.
Автобус приходил в поселок поздно вечером. Роман работал в первую смену, поэтому был уже дома, встретил Виталия по-дружески с радостью. Его жена Нина быстро собрала на стол, попили чаю. Роман сказал, что, в принципе, на выходные ребята собирались на рыбалку, но куда именно, пока не решили.
- Завтра пятница, с утра я иду на работу, ты можешь денек отдохнуть, к вечеру с рыбалкой будет полная ясность, - добавил Роман к сказанному.
Но ясность наступила гораздо раньше. Роман пришел домой к обеду, сообщил Виталию:
- Дирекция ГЭС для наблюдения за водохранилищем получила катер, его надо испытать на воде. Максим договорился с директором совместить испытания катера с рыбалкой, поэтому собирайся, сейчас подъедет Николай с ребятами, погуляем на катере по водохранилищу.
На этот раз компания сложилась из четырех человек. Поехали Роман, Виталий, Максим и Саша. Николай отвез их к месту стоянки катера, договорились, что он приедет за ними в воскресенье часам к шести вечера на это же место.
Познакомились с капитаном катера. Им оказался совсем не похожий на морского волка, полноватый, выше среднего роста, пожилой мужчина по имени Алексей Петрович.
Погрузились, отчалили от берега. Катер, набирая скорость, с ветерком понесся по глади водохранилища. Салон катера одновременно являлся и ходовой рубкой, как раз по площади подходил для размещения пятерых неприхотливых людей, шестерым в нем уже было бы тесновато.
Максим на новом месте освоился моментально. Не прошло и нескольких минут, как он уже сидел у штурвала, вместо капитана управлял катером.
За короткий период знакомства с Максимом, Виталий не раз удивлялся тому, как быстро он входил в доверие к людям. В поселке его знали почти все, а половина поселка считала его своим человеком. Алексей Петрович тоже доверился ему, словно съел с ним не один пуд соли.
Поздней осенью на севере дни бывают короткие. Вскоре стемнело. Максим приткнул катер носом к берегу, заглушил двигатель.
- Все, ребята, ночуем здесь! - скомандовал он. – Пьем чай, и спать! С рассветом на этом месте и порыбачим.
Утром рыба не клевала ни у кого. Роман, на что был опытный рыбак, а и он за час поймал лишь одного небольшого сижка.
- Снимаемся с якоря, - распорядился Максим, - идем на подпор, там, где реки впадают в водохранилища, всегда полно рыбы. Там я вам обещаю не клев, а жор.
Максим по хозяйски уселся за штурвал, запустил двигатель, повел катер к подпору. Между тем, взошло солнце, день обещал быть теплым и солнечным. Роман взял бинокль, вышел на палубу, стал обозревать окрестности.
Надо сказать, что северный пейзаж полон очарования в любое время года, любителю природы всегда есть чем полюбоваться.
Минут через двадцать Роман застыл, словно изваяние, уставившись биноклем в одну точку. Постояв так с минуту, он отнял бинокль от глаз, открыл дверь в салон, сообщил коротко:
- Дело вижу.
Максим сбавил ход. Виталий и Саша вышли на палубу. Роман, показывая рукой на видневшуюся вблизи от берега водохранилища гору, сказал им:
- Вон там, почти у вершины, видите, олени.
- Что там? – не вытерпев, высунулся из двери рубки Максим.
- Роман оленей обнаружил, - сообщил ему Саша.
- Поворачиваю к берегу, - просияв лицом, с восторгом сказал Максим.
Причалили как раз в том месте, где в берег врезался небольшой залив. Взяли ружья, высадились.
- Отойди на ту сторону залива! – скомандовал капитану Максим.
Ребята переглянулись. Мотивы этой команды не были понятны никому, но вдаваться в подробности не стали. Максим, между тем, продолжал отдавать распоряжения:
- Будь наготове, капитан, вернемся, дадим тебе сигнал выстрелом. После выстрела заводи мотор, плыви к тому месту, куда мы подойдем.
Соблюдая тишину, гуськом, с Максимом во главе, пошли в гору. Оленей нашли быстро, они паслись на том же месте, где их увидел Роман. Максим дал знак всем затаиться, сам, склонившись, осторожно и медленно стал подходить поближе к оленям. Подойдя на расстояние выстрела, он остановился, опытным взглядом выбрал трехлетнего оленя, вскинул ружье, спокойно прицелился, выстрелил. Олень упал, как подкошенный, стадо, испугавшись выстрела, сорвалось с места, исчезло из вида.
Максим подошел к убитому оленю, достал нож, принялся разделывать тушу. Делал он эту работу мастерски, похоже, это был не первый олень в его жизни. Подошли и остальные ребята. Роман достал нож стал помогать Максиму, Виталий и Саша стали в сторонку, наблюдая за их работой.
Нагруженные оленьим мясом, спустились к берегу на то место, откуда ушли на охоту. Максим протянул ружье Виталию, сказал:
- Бери ружье, давай сигнал.
Виталий взял у Максима ружье, взвел курок, вскинул ружье дулом вверх, выстрелил. Сели на валежину, стали прислушиваться в ожидании шума двигателя. Прошло несколько минут, но шума двигателя не последовало, вместо него до их слуха с катера донеслись несколько коротких гудков.
- Ну что он там канителится? – недовольно произнес Максим, - стреляй еще раз, Виталий!
Виталий выстрелил еще раз. В ответ снова послышались короткие гудки.
- У капитана что-то случилось, - высказал предположение Роман.
Максим встал, подошел к самой воде, набрал в легкие побольше воздуха, что есть мочи крикнул:
- Что случилось, капитан? Почему не подходишь?
- Двигатель не заводится, - послышался в ответ спокойный голос Алексея Петровича. Оказалось, что кричать и не нужно было, над заливом стояла такая спокойная тишина, что слышимость была исключительно хорошая.
- Ладно, ничего не предпринимай, - распорядился Максим, - мы сейчас придем, посмотрим.
Взвалили каждый свою ношу, опять же гуськом, во главе с Максимом, двинулись обходить залив по берегу, спотыкаясь о кочки и валежник. Дорога оказалась не близкой. К катеру подошли, когда стало уже смеркаться.
Максим положил свой рюкзак на берегу возле катера, поднялся на катер, сел в капитанское кресло, повернул ключ запуска двигателя. Послышался щелчок реле, но двигатель не провернулся ни на градус. В компании все, кроме капитана, были технически грамотными людьми, поэтому все разом без объяснения поняли – разрядился аккумулятор.
Саша предложил снять аккумулятор, занести его на ночь в салон. В относительно теплом помещении, отключенный от нагрузок, аккумулятор должен был восстановить часть своего потенциала, и, может быть, тогда у него хватило бы мощи крутнуть двигатель и завести его. Виталий поддержал его идею, но Максим тоном, не допускающим возражений, сказал:
- Все, ребята, наскоро перекусим и спать. Утро вечера мудренее.
Спорить не стали. Максим включил свет в салоне, лампочки горели в полнакала, но и этого света было вполне достаточно. Собрали на стол, поужинали, улеглись на диванах. Свет выключили, но аккумулятор посадили еще больше. Когда Максим включил свет, Саша воспринял такое безрассудство с недоумением и выразительно переглянулся с Виталием. Виталий только развел руками и вздохнул.
Утром Максим попробовал снова запустить двигатель, он повернул ключ запуска, в ответ не послышалось даже щелчка реле. Он с грустным видом слез с капитанского кресла, сошел на берег. На берегу остальные ребята уже развели костер и начали договариваться о том, что приготовить на завтрак.
- Варим суп с мясом, - подошел к ним Максим, - Роман, неси мясо, Саша, почисти пяток картошек, Виталий, бери ведро, неси воду.
Возражающих не было, каждый принялся выполнять свое поручение. Себе Максим отвел роль шеф-повара, он, должно быть, любил готовить и, надо сказать, суп он сварил отменно вкусный.
Завтракать уселись на берегу у костра. Из общего котла Максим налил суп вначале капитану, потом себе, остальные наливали - всяк себе. Ели молча, каждый в своем уме и по-своему, взвешивая и оценивая сложившуюся ситуацию.
Позавтракали, завели неспешный разговор.
- Капитан, почему разрядился аккумулятор, не знаешь? – задал вопрос Максим.
Алексей Петрович пожал плечами. Он все время вел себя обособленно и относился безразлично ко всему происходящему. Оно и понятно: четверка охотников выглядела организованной группой, со своим вожаком, а он был как бы сам по себе, как бы даже лишний.
- Потому, что он и не заряжался, - ответил вместо капитана Саша, - я проверил щиток, предохранитель на линии от генератора к аккумулятору оказался перегоревшим.
- Я предлагаю, - включился в разговор Виталий, - не сидеть, сложа руки. Сейчас ветер дует в сторону дома, давайте сделаем весла, соорудим из одеял парус, укрепим его на мачте и с попутным ветерком попробуем двигаться к дому.
Замечено, что в экстремальных случаях, как правило, разруливают сложившуюся ситуацию не самые умные, а самые нахрапистые люди. Они бывают столь твердо уверенны в правильности своих суждений и поступков, что не прислушиваются ни к голосу разума, ни к деловым советам.
- Капитан, ты ходил под парусом? - обратился Максим к Алексею Петровичу с усмешкой.
- До этого я вообще никогда нигде не плавал, - ответил капитан.
- Вот видишь, какие здесь собрались мореплаватели? – рассмеялся Максим, - нам незачем суетиться, - бодрым тоном продолжал он навязывать свое мнение товарищам. - Сегодня Колька приедет нас встречать, не встретит. Все поймут, что что-то случилось, поднимут тревогу. Как только Тараканов узнает о случившемся, тут же прилетит на своем вертолете. Меня, как своего друга, он в беде не оставит. Поэтому давайте, лучше, натаскаем валежнику, выложим сигнальные костры.
- Моя Нинка завтра же поднимет такую тревогу, что всех поставит не только на ноги, но и на уши, - поддержал его Роман.
Их оптимизм, естественно, основывался на чистых фантазиях, потому что они не могли не знать, что, во-первых, ни один вертолетчик без разрешения не полетит, а разрешение на поиск ему дадут только тогда, когда найдется кто-то, кто оплатит этот полет. Во-вторых, жена Романа вряд ли обеспокоится их несвоевременным прибытием с охоты, поскольку задержки у них случались не один раз и прежде. Их все считали серьезными, опытными, в смысле выживания в дикой природе, людьми. И их жены, и их товарищи были уверены, что ничего плохого с ними случиться не может, пройдет день-два и они заявятся сами целыми и невредимыми.
Похоже, что немного подумав, Максим с Романом и сами пришли к заключению, что их надежды могут и не сбыться. Лицо у Максима, вдруг, сделалось сосредоточено серьезным и он предложил:
- Однако, ребята, делать нечего, давайте посчитаем наши запасы харчей.
На стол выложили все, что у кого было. Хлеба оказалось три буханки и четвертинка, кроме хлеба, восемнадцать картошек и полпачки сахару-рафинаду. В дополнение к этому была почти целая туша оленя, которая при условии низких температур поздней заполярной осени, могла сохранить свою свежесть продолжительное время.
- Ну что ж, жить можно, - подвел итог Максим. – Значит так, хлеба полбулки на день, сахару по два кусочка на брата, суп варим один раз в день, так, чтобы хватало на завтрак и на обед, вечером – только чай. В суп кладем не более трех картошин. Все согласны?
Решение показалось разумным всему коллективу, даже Алексей Петрович, обычно, ко всему безучастный и тот одобрил такой рацион.
Главный вопрос обитания был решен, дальше делать было нечего. Чтобы как-то скоротать время, взяли удочки, занялись рыбалкой. Но клева не было. Не было его и на следующий день, похоже, рыба в этом месте не водилась. Надежда на то, что рацион удастся разнообразить ухой, не оправдалась. Приходилось питаться исключительно супом из оленины.
Утром, перед завтраком, каждый едок получал кусочек хлеба равный одной десятой части булки и два кусочка сахару. Их можно было съесть за один прием, или разделить на несколько раз – это кто как считал для себя нужным. Но, как будто сговорившись, все поступали одинаково. За завтраком съедалась четвертая часть кусочка хлеба и полкусочка сахара, за обедом – половинка хлеба и еще полкусочка сахара, вечером с чаем доедалось остальное. Супу же можно было есть, сколько душа пожелает.
Суп из свежей оленины имеет специфический, достойный внимания гурманов, вкус. А кусочки оленины, чем жирнее, тем вкуснее. Алексей Петрович понял это с первой же, съеденной им миски супа и в дальнейшем, наливая суп, старался выловить и положить себе кусочки мяса пожирнее. Заметив это, Максим, пряча лукавую улыбку, тоже, когда выпадал случай, старался подложить Алексею Петровичу жирный кусочек, при этом себе, напротив, накладывал постного мяса. Он по давнему опыту хорошо знал, что жирной олениной нельзя увлекаться чрезмерно.
На третий день Алексей Петрович то и дело бегал за ближайшие кусты и за завтраком суп есть не стал. Он, несколько смущаясь, объяснил, что у него расстроился желудок и ему надо бы какое-нибудь средство от поноса. Медикаментов не оказалось ни у кого из компании, у них не было принято брать на охоту и на рыбалку аптечку. Аптечки не оказалось и на катере.
На лечение пожертвовали, без малого, полпачки чая. Подавая Алексею Петровичу кружку с крепко заваренным чаем, Роман ободряюще сказал:
- Ничего страшного. Мы вылечим тебя без медикаментов, народными средствами. Завтра ты будешь у нас как огурчик.
Сказав это, Роман взял ружье, пошел в лес. Часа через три он возвратился, принес две куропатки, отдал их Алексею Петровичу, сказал:
- Вот, капитан, держи лекарство. Ощипай курчонка, свари себе суп, и голодным не будешь, и излечишься от своей напасти.
Алексей Петрович принялся ощипывать куропатку, а Роман подошел к сидящим на валежине товарищам, сел рядом, присоединился к их разговорам. Волей-неволей, разговор перешел на злободневную тему, касающуюся ситуации, в какую они попали, и того, как выйти из создавшегося положения. Было понятно, что выручать их не спешат, сидеть без дела не привычно и скучно, надо что-то предпринимать. Виталий вызвался идти берегом до дороги, с тем чтобы с дороги попутным транспортом добраться до поселка с просьбой о помощи. Его инициативу не поддержал никто. Доводом было то, что не было известно, как далеко они находились от ближайшей дороги. Можно было только предположить, что расстояние не малое, где-то от пятидесяти до ста километров. С учетом того, что придется обходить, встречающиеся на пути озера и заливчики, путь увеличивается, по меньшей мере, вдвое. По бездорожью, в лучшем случае, дней пять пути. А если в пути настигнет непогода, считай гибель.
Саша предложил попытаться завести двигатель. В принципе, такой вариант был возможен. На катере был установлен дизельный двигатель, чтобы его запустить, не обязательно иметь аккумулятор, достаточно любым способом прокрутить вал на два-три оборота, и двигатель заработает. Стали искать реально возможный способ, как это сделать. Применение заводной рукоятки, как у автомобилей, на судовом двигателе не предусматривалось, да и сил не хватило бы прокрутить его вручную. Проработав и отбросив несколько вариантов, как несостоятельные, наконец, остановились на том, который казался реально осуществимым.
На берегу, у самой воды, росла большущая, развесистая сосна с рядом толстых сучьев. На катере нашли буксирный трос, сняли с мачты, висевший на ней, блок. Катер подтянули к сосне, поставили бортом к берегу. Максим взобрался на сосну, привязал к одному из крепких сучьев блок. От каната отмотали одну прядь, один ее конец перекинули через блок, второй намотали на маховик двигателя. Теперь оставалось только привязать к тому концу тросика, который был перекинут через блок, достаточный груз, обеспечить грузу свободное падение вниз. Груз потянет тросик, тросик, следуя за грузом, крутнет маховик, двигатель запуститься.
На разработку плана и подготовительные работы ушло полтора дня. На следующий, шестой день их путешествия, начали разрабатывать и осуществлять конструкцию груза. Это дело оказалось не простым. Груз нужен был довольно значительный и, какой именно, трудно было сказать. Если взять большой валун, то он окажется настолько тяжелым, что на высоту его поднять будет невозможно. Требовалась приличных размеров бадья, или крепкая корзина, которую можно было бы нагрузить камнями. Но ни того, ни другого у них не было. Решили соорудить что-то наподобие люльки. Нарубили березовых, полутораметровых, крепких палок. Гвоздей не было, поэтому палки уложили на две толстые поперечины, отмотали от буксирного троса еще одну прядь, привязали ею палки к поперечинам. Получилась платформа. С углов платформы концы тросиков свели к середине и связали в пучок.
- Во, смотрите, получилось словно люлька для младенца, - резюмировал содеянное Максим.
На эту конструкцию ушел целый день.
На следующий день люльку подняли, привязали веревкой к суку рядом с блоком. К пучку тросиков на люльке привязали трос, перекинутый через блок. Максим уселся на сук, который рос примерно на одном уровне с дном люльки, остальные собирали по близлежащей округе камни, клали их в ведро. Ведро с помощью веревки Максим поднимал вверх, высыпал камни в люльку. Вся эта, на первый взгляд немудреная работа от поднятия люльки до заполнения ее камнями на самом деле оказалась весьма трудоемкой. Сидеть на суку было неудобно, а сидеть долго даже мучительно. Но Максим, правда, с небольшими передышками, безропотно выносил эти мучения.
Время перевалило далеко за полдень, когда Максим, прикинув на глазок вес груза, оценил его как волне достаточный.
- Все, ребята, хватит камней, а то сук не выдержит, да и сама сосна, смотрите, погнулась. Саша, давай топор!
Саша принес топор, положил его в ведро. Максим поднял топор, как только что поднимал камни, вернул пустое ведро на землю. Делая это, он одновременно отдавал команды:
- Капитан, быстро в рубку, чтоб рука на рычаге управления газом! Все отошли от дерева, чтоб кого не зашибло! Виталий, проверь трос на маховике, все ли там в порядке! Роман, а ты что стоишь без дела? Не знаешь, что делать? Тогда уж командуй, что ли!
Все разошлись по местам, каждый испытывал невольное волнение и трепетную надежду на то, что дело чудесным образом свершиться так, как оно было задумано.
- Руби! – скомандовал Роман дрогнувшим голосом, не сумев скрыть своего волнения.
Максим разрубил веревку, люлька медленно поползла вниз, маховик лениво повернулся на пару оборотов, двигатель даже не чихнул, груза оказалось мало, усилия не хватило. К всеобщему сожалению, с первого раза затея не удалась.
Между тем, вечерело, попили чаю, устроились на ночлег с надеждой на то, что завтра все будет путем.
Прошло не менее пяти дней, прежде чем жены и друзья поняли, что с путешественниками случилось что-то не ладное и забили тревогу. Директор ГЭС тоже обеспокоился пропажей катера и людей. В случае их гибели, ему грозили бы крупные неприятности, поэтому он договорился с вертолетчиками и организовал поиск пропавших.
На следующее утро разделили последнюю половину булки хлеба, каждый получил два последних кусочка сахара. Виталий, как и до того, разделил хлеб на три приема, сахар оставил на вечерний чай. В его жизни, не считая детских лет, это был второй случай, когда он почувствовал настоящий вкус хлеба, хлеба не как повседневного продукта питания, а хлеба ставшего деликатесом. Оно ведь и любой деликатесный продукт только тогда становится деликатесом, когда его мало. Когда же его в изобилии, то он превращается в обычную пищу и даже вскоре приедается.
Роман разделил свой кусочек хлеба на две равных части, Максим посмотрел на свою пайку оценивающим взглядом, махнул рукой и съел весь хлеб за завтраком.
Завтракали не спеша, даже, можно сказать, степенно. Сразу же после завтрака принялись за работу. Снова подвесили люльку, стали нагружать ее камнями. Сначала уложили камни, которые использовали накануне, затем стали собирать и укладывать новые. Груз увеличили примерно в полтора раза, дальше нагружать люльку становилось опасно. Роман наклонился за топором, но вдруг, выпрямился и замер прислушиваясь.
- Вертолет.., – сказал он как-то неуверенно.
Шум двигателей вертолета услышали и остальные. Максима с дерева, как ветром сдуло. Саша кинулся к сигнальному костру и стал разжигать его, но костер еще не загорелся, а вертолет уже быль на подлете. Хорошо, что на катере оказались сигнальные дымовые шашки. Алексей Петрович не растерялся и запалил одну из них. На вертолете заметили дым, вертолет развернулся, снизился и сел на вершину сопки, у подножия которой находился лагерь путешественников. Вся компания бросилась вверх по склону к вертолету. Из вертолета выпрыгнули двое мужчин, быстрым шагом покатились с сопки навстречу, у одного из них на плече висел рюкзак с продуктами.
Сошлись, посыпались вопросы:
- Все живы? Что приключилось? Наверно изголодались?
- Мы в порядке, - ответили все хором, - двигатель у катера не заводится, аккумулятор сел, - пояснил Саша.
- Я же говорил, что эти ребята в лесу с голоду не пропадут, - сказал один из спасателей.
- И действительно, на голодающих они совсем не похожи, смотри, рожи, какие разъевшиеся, - согласился с ним его товарищ.
- Вертолет ждать не может, - прервал ненужные разговоры Максим, - пошли быстро к катеру за вещами.
- Давайте все же попробуем запустить двигатель, ведь всего только и осталось, что веревку перерубить, - предложил Виталий.
- Да ну его, - отмахнулся Максим.
- Собирай скорее свои вещи и в вертолет, - поддержал Максима Роман, - завтра мы с кумом возьмем новый аккумулятор, приплывем сюда на его моторке, заведем мотор и пригоним катер на место.
Виталий понял, что доказывать здесь что-либо бесполезно, собрал свой рюкзак, сел в вертолет и пока летел, всю дорогу сожалел о том, что не съел свой кусочек хлеба за завтраком. Максим в этом отношении показался ему более прозорливым и удачливым.
Ночью ударил мороз и выпал снег. На водохранилище у берегов вода покрылась льдом. Роману с кумом пришлось освобождать вмерзший катер из ледового плена и он потом говорил Виталию, что весьма сожалел о том, что не прислушались к его совету и поспешили улететь с места событий.

[Leon]

ВЕРХНИЙ ТОПОВЫЙ

Я и думать не думал, что стану моряком. С детства у меня было желание выучиться либо на инженера-строителя, либо на доктора. Но, тем не менее, я стал моряком. И вот как это случилось.
Мой старший брат, сколько я помню, с ранних лет представлял себя никем иным, как только моряком. Откуда у него появилась столь сильная страсть к морю, я даже не могу понять. Дело в том, что жили мы далеко от моря, и он никогда не видел ни моря, ни кораблей. А возможно в этом-то, как раз, и была причина. Морской романтики он, должно быть, набрался из книжек, или, глядя на моряков, которые иногда встречались в нашем городе. На них была такая замечательная форма, что сводила с ума не только девушек, но и таких ребят, как мой брат.
Однажды, когда ему было лет двенадцать, он поведал мне свою тайну о том, что решил убежать из дому на флот.
– Я доберусь до моря, – говорил он, – приду на корабль, скажу, что я сирота, что у меня вообще нет никакой родни и попрошу, чтобы меня взяли юнгой. Ну, вроде как сыном полка, только на флоте сын полка юнгой называется.
И он начал готовиться к побегу. От обеда ли, завтрака, или ужина он оставлял кусочек хлеба, клал его на чердаке нашего дома у печной трубы, сушил сухари. И, когда, по его мнению, был сделан уже достаточный запас сухарей, мать за чем-то поднялась на чердак и обнаружила там мешок с сухарями.
Во времена нашего детства родители выбором средств воспитания себя не утруждали. Поскольку педагогических догматов они не ведали, то метод воспитания у них был единственный - примитивный, но действенный. Приговор выносился незамедлительно и тут же приводился в исполнение. Сухари мать конфисковала, брат получил порку ремнем. Мера подействовала. Убегать из дому он больше не пытался, но мечту свою не оставил. Поэтому, когда он закончил семь классов ( в то время обязательным было семилетнее образование ), для него выбор был только один – в мореходное училище.
Я не стану объяснять почему, но так случилось, что семилетку мы с ним закончили одновременно, и он предложил мне поступать с ним вместе в мореходку. Не смотря на то, что я не был романтиком моря, однако, за компанию с ним, согласился, правда, с оговоркой, что поступать будем на судомеханическое отделение.
Мы с ним подали документы в мореходное училище, в положенное время приехали на вступительные экзамены. Сдали экзамены, меня в училище приняли, а он не прошел по конкурсу и в дальнейшем стал геологом. Видно так уж в жизни устроено, что не мы судьбу выбираем, а нас судьба выбирает.
Училище я окончил блестяще. Мне, как отличнику, была предоставлена возможность отправиться в плавание на любое из трех морей: Каспийское, Охотское или Баренцево. На Баренцево море направлялась основная группа моих товарищей, и я решил ехать туда, куда ехало большинство.
В Мурманске, где базировался флот, я был направлен на недавно построенный средних размеров пароход третьим механиком. Третий механик на пароходе отвечал за котельную установку, за механизмы ее обслуживающие, за водоснабжение, за судовую электростанцию и вообще за всю тепловую и электрическую сеть судна.
Был ноябрь, когда я отправился в свой первый самостоятельный рейс. Пройдя Кольский залив, мы вышли в Баренцево море. Баренцево море, хоть и относится к числу северных морей, но благодаря теплому течению Гольфстрим, никогда не замерзает и, в отличие от других северных морей, изобилует рыбой и другими биоресурсами. Поэтому в нем вели промысел флоты почти всех государств Европы. Оно было настолько заполнено кораблями, что плавать по нему было весьма сложно, особенно в ночное время и в шторм. Столкновения судов в нем были не такой уж и редкостью.
Шел второй день моего первого плавания по Баренцеву морю. Отстояв очередную вахту, я поднялся по трапу из машинного отделения, направился в свою каюту. По заведенному на флоте распорядку третий механик несет вахту в самое неудобное время суток – с четырех часов дня до восьми часов вечера и с четырех часов ночи до восьми часов утра. Эту ночную вахту моряки прозвали собачьей вахтой. Ее я как раз и отстоял. Направляясь в свою каюту, я очень хотел спать. Предвкушая блаженство предстоящего отдыха, я вошел в каюту, умылся и только начал раздеваться, чтобы лечь спать, как услышал голос старшего помощника капитана:
– Третий! Верхний топовый не горит!
На флоте не скажешь: «отстаньте, я устал, мое рабочее время закончилось, и я иду спать». На корабле сама атмосфера отношений такова, что никому и в голову не придет сделать подобное заявление. Моряк на работе всегда, все двадцать четыре часа в сутки.
– Понял. Иду, – ответил я, надел бушлат и отправился зажигать верхний топовый.
В мореходном училище мы изучали устройство корабля, поэтому я знал, что верхний топовый – это один из ходовых огней белого цвета и находится он на мачте. Крепится он к той части мачты, которая называется красивым словом – стеньга. Стеньга – это самая верхняя часть мачты. На ней находится два ходовых огня: верхний топовый и на самой верхушке, называемой клотиком, клотиковый .
Первым делом я проверил предохранители в электрощитке ходовых огней, который располагался на задней стенке ходовой рубки. Предохранители оказались исправными. Дело ясное, в фонаре перегорела лампочка. Я взял новую лампочку, сунул ее за пазуху и, набравшись духу, по вантовому трапу полез на мачту.
Вот когда я по-настоящему понял, каково было морякам парусного флота в шторм ставить и убирать паруса. Это только в кино интересно смотреть, как ловко и весело они бегут по вантам и реям, да еще и с песнями. На самом деле, веселого тут мало. Дело это жуткое и опасное.
Баренцево море редко когда бывает спокойным, а тем более, зимой. Мотало меня во всех трех измерениях метров на пять от вертикали и метра на четыре относительно горизонтали. Не знаю, как бы себя чувствовал в такой ситуации романтик моря – мой брат, скоре всего из него в одночасье выветрилась бы вся его романтика. Мне, скажу откровенно, было страшно.
Добравшись до цели, левой рукой я крепко обнял стеньгу, правой рукой начал отвинчивать стеклянный колпак фонаря. В спокойной обстановке сделать это одной рукой не просто, а при хорошей качке тем более. Будь бы это в тропиках, я, может быть, даже вспотел бы от напряжения, но северный холодный ветер пронизывал меня насквозь. Я весь дрожал, и было не понять от чего больше, от холода или от страха.
Внизу на палубе у мачты собралось человек пять из команды. Из ходовой рубки за моими действиями наблюдал вахтенный помощник капитана.
С великим трудом я заменил сгоревшую лампочку и поставил на место колпак фонаря. Верхний топовый горел, как надо.
Я спустился на палубу. Лицо мое было бледнее полотна, руки и ноги тряслись, я чувствовал себя совсем обессилевшим, но где-то в подсознании довольным тем, что все обошлось благополучно.
– Слушай, а зачем ты полез на мачту? – подошел ко мне старпом.
Я недоуменно посмотрел на него.
– Ты должен был установить причину, почему не горит огонь, и если перегорела лампочка, должен был дать лампочку боцману. Это его обязанность заменить ее в фонаре.
«Вот это да!» – подумал я с досадой.
– Ничего, – заметил стоявший рядом боцман, – теперь ни у кого нет сомнения, что наш третий механик не какой-нибудь салага, а настоящий морской волк. Вашу руку, механик!
Я подал ему руку, и он крепко с уважением пожал ее.

ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

В море без приключений не бывает. Современный корабль представляет собой весьма сложное инженерное сооружение, предназначенное для автономного решения возложенных на него, подчас, довольно масштабных задач. Это и предприятие, и населенный пункт одновременно. Фактически – это город в миниатюре со своим собственным жизненным и энергетическим обеспечением. Поэтому нет такого судна, на котором во время плавания что-нибудь да не случилось бы. Хоть маленькое, хоть незначительное происшествие во время плавания да произойдет. Особенно не застрахованы от происшествий суда малого и среднего водоизмещения, такие, например, как то, на котором ходил в море я вначале своей трудовой деятельности.
Это был третий, а может быть и четвертый рейс в моей жизни. Я уже кое-что повидал в море и считал себя опытным моряком. К тому времени я уже окончательно понял, что морская романтика – это фантазии писателей да тех мореплавателей, которые видели море с борта прогулочного лайнера во время круиза по южным морям. Морские рабочие будни – это вовсе не романтика, это ограниченное пространство и свобода, как в тюрьме. Но кое-кто, может быть, не согласиться со мной и скажет, что пространства там хоть отбавляй, пространства там целое море. Но море – это пространство для корабля, а для моряка пространство – корабль, да и то не весь, а только та часть, где моряк спит, ест и работает. Так, например, машинист почти никогда не бывает в трюме, в ходовой рубке и на капитанском мостике, а матрос в редком случае спускается в машинное отделение. Получается, что у палубной команды своя зона обитания, а у машинной команды своя. И обе эти зоны огорожены общим фальшбортом и леерами, выход за пределы которых, как правило, добром не кончается.
Рассказывают такой случай. Жили два товарища. Пришла пора, одного из них призвали на военную службу. Через некоторое время забрали в армию и другого. Оба попали служить на флот.
Через пять лет ( в то время на флоте служили по пять лет ) они демобилизовались. Встретились. Спрашивает один другого:
– Ты на каком флоте служил?
– На черноморском.
– Вот здорово! И я на черноморском. Ты на каком корабле?
– На линкоре Севастополь.
– Врешь! Это я служил на линкоре Севастополь.
– Не может быть! Ты в какой должности службу нес?
– Машинистом. А ты?
– Артиллеристом.
– Надо же, пять лет проплавли на одном корабле и ни разу не встретились, – удивились оба товарища.
Но ничего удивительного в том не было. На линкоре более полутора тысяч человек команды. Сам корабль – это громадина метров двести в длину, с несчетным количеством отсеков и помещений. Каждый член команды имеет свой боевой пост и свое время для несения службы, сна и отдыха. Получилось так, что эти факторы у них не совпали ни в пространстве, ни во времени, поэтому они ни разу, даже случайно, не встретились.
Но скажет кто-нибудь, что если корабль – это плавучая тюрьма, то почему целая армия людей добровольно идет в нее, а некоторые проводят в ней почти всю свою сознательную жизнь?
Я как-то на досуге размышлял об этом парадоксе, но аргументированного ответа так и не нашел. Более того, в моей практике встречались вообще поразительные случаи, не совместимые ни с какой логикой, не объяснимые ни с какой точки зрения. Так, например, со мной плавал один механик, который через неделю после выхода в море всегда клял свою судьбу, говоря:
– Зачем мне эта каторга?! Будь она проклята! Вот приду в порт, сойду на берег, и шабаш! Пусть тюлени плавают, море их стихия!
Но через неделю после прихода в порт им овладевало какое-то беспокойство, ему чего-то, как бы, не хватало, его неудержимо тянуло в море. О береговой жизни уже не только не говорилось, но и не думалось. Море его не отпускало! И, насколько я знаю, он плавает до сих пор, в каждом рейсе утверждая, что этот-то рейс точно для него последний.
Что и говорить, жить в ограниченном пространстве, изо дня в день видеть одни и те же лица – тоскливо. Хотя было и такое: один мой знакомый моряк, когда речь зашла о прелестях и горестях морской жизни, сказал:
– А мне море нравится. Вот если бы можно было взять в плавание еще жену да друзей с их женами и любовницами, то и вообще была бы не жизнь, а малина.
Правда, проплавал он всего один год, ушел в судоремонтники и теперь выходит в море только на один – два дня на ходовые испытания на отремонтированных им судах.
В тот день, о котором я веду свой рассказ, я отстоял свою очередную «собачью» вахту и вышел на палубу. Мы только что вышли из Кольского залива и проходили мимо острова Кильдин.
– Кильдин – это ворота в море и преддверие большой земли,– говорили мне бывалые моряки. – Когда уходишь в море здесь прощаешься с землей, а когда возвращаешься, остров первым встречает тебя.
Было прекрасное раннее утро. Судно шло полным ходом, небольшие волны бились о борт, дул легкий свежий ветерок. Я подошел к фальшборту и, опершись на планшир фальшборта, окинул взглядом поверхность моря, потом перевел взгляд на небо и на линию горизонта, где море сливалось с небом. Простор был такой, что невольно в моем мозгу зазвучали слова нашего училищного марша:
В походы дальние
Сквозь ветры шквальные
Идут питомцы школы моряков.
Широк морской простор,
Не подведет мотор…
После душной атмосферы машинного отделения, мне было приятно подышать свежим ароматным морским воздухом. Я с удовольствием любовался белыми кудряшками бившихся о борт волн, и чайками, которые то качались на волнах, то взлетая с них, с гортанным криком летали над волнами.
Мое сердце было наполнено легкой грустью от расставания с берегом. Уходить с палубы не хотелось, но организм требовал сна. Я в последний раз кинул взгляд на расстилавшееся передо мной море, на удаляющийся за кормой остров Кильдин, открыл дверь, переступил порог каюты. И тут почему-то вспомнилась бытовавшая среди моряков поговорка: «Груз стране, деньги жене, а сам носом на волну…». Я мысленно отмахнулся от нее, и она как прилетела ниоткуда, так и улетела в никуда.
Днем я, как правило, в койку спать не ложился, а отдыхал на диване. И на этот раз, не раздеваясь, я прилег на диван и мгновенно уснул. Очевидно, подействовала бессонная ночь, проведенная в приготовлении к походу и, последовавшая за приготовлениями, моя ходовая вахта.
Я спал крепким сном здорового человека, не чувствуя того, что море разгулялось, и каждый раз, когда сильная волна выводила судно из нормального положения, я перекатывался по дивану с боку на бок. Вдруг сильный толчок разбудил меня, и я услышал:
– Тревога! Тонем!..
Я вскочил с дивана. Сна как не бывало. Передо мной стоял перепуганный молодой матрос.
– В чем дело? – глянув в лицо матроса, коротко спросил я.
– Капитан послал. Там вода в машине… В кочегарке…, – сбивчиво пытался объяснить матрос, но я, не дослушав его, уже бежал в котельное отделение, заведование которым входило в мои непосредственные обязанности, как третьего механика.
– На что ты должен обратить внимание в первую очередь, когда заходишь в машинно-котельное отделение? – спросили меня на экзамене по технике безопасности и судовой санитарии в училище.
– Входя в машинное отделение, в первую очередь я должен убедиться: горит ли свет и есть ли куда ступить, – бойко отчеканил я.
Одно дело на экзамене, и совсем иное на практике, да еще и в экстремальной ситуации. Забыв про первое правило, я, не глядя под ноги, влетел в котельное отделение и оказался выше колен в черной, переливающейся от борта к борту, жиже.
Если вы входили в бурный горный поток, то наверно вам знакомо ощущение, как вода пытается свалить вас с ног, а по ногам колотят, уносимые потоком, большие и мелкие камни. То же самое почувствовал и я. Когда судно на волнах накренивалось на левый борт, вода с плавающими в ней кусками угля, устремлялась к левому борту и тащила меня туда же. Затем судно переваливалось на другой борт, вода от левого борта неслась к правому, и мне приходилось прилагать не малые усилия, чтобы устоять на месте.
Воды в котельном отделении было столько, что она уже на половину залила поддувало нижней топки и по проходу поступала в машинное отделение. Вахтенный кочегар, как мог, пытался поддерживать работу котельной установки. Прибывший по тревоге, вслед за мной старший кочегар незамедлительно начал помогать ему.
– Откуда вода? – не спросил, а скорее прокричал я кочегару.
– Я открыл левый угольный карман, а она оттуда вместе с углем как ухнет, – ответил кочегар дрожащим голосом. Видно было, что он сильно перепугался от неожиданности, и его испуг пройдет не скоро.
«Течь в левом борту», пришла первая и единственная мысль в мою голову.
В проходе между котельным и машинным отделением появился старший механик. Увидев меня, он сказал:
– Это хорошо, что вы уже здесь. Держите пар! – и он снова ушел в машинное отделение.
Отданное приказание, во что бы то ни стало держать в котле пар, было правильным, хотя и не нужным. Каждый из нас и без него хорошо знал, что самая страшная беда для команды – это когда в шторм судно потеряет ход. Тогда оно становится неуправляемым, и бушующее море делает с ним, что захочет.
Между тем, в котельном отделении собрались все свободные от вахты кочегары. Держать в котле необходимое давление пара, стоя в грязном потоке, было нелегко, а одному кочегару и вообще невозможно. На нашем судне был установлен трехтопочный котел, в нормальной обстановке все три топки обслуживал один кочегар. Я поставил к каждой топке по кочегару, оставил руководить ими старшего кочегара, а сам отправился в машинное отделение к старшему механику узнать, известно ли ему, откуда и почему поступает вода, поскольку понимал, что в борьбе за живучесть корабля владение такой информацией имеет первостепенное значение.
Старший механик по переговорной трубе докладывал капитану об обстановке в машинном и котельном отделениях и принимаемых мерах. Второй механик запустил осушительный насос, пытаясь откачать из льял, доходившую до палубы машинного отделения, воду. Но через забивавшиеся углем приемные сетки вода в осушительную магистраль не поступала. Машинисты вскрывали приемные сетки, очищали их, но они тут же снова забивались углем.
Можно было снять сетки и попробовать откачать воду без них, но это грозило тем, что тогда забьются углем осушительные магистрали, и из строя выйдет вся система осушения, чего допустить было нельзя.
Тем временем, со своей стороны капитан тоже принял необходимые меры. Изменив курс, он поставил судно носом против ветра, дал механикам команду «средний ход».
Это был известный прием, которым пользуются в сильный шторм и в аварийных ситуациях, чтобы уменьшить амплитуду бортовой качки.
Когда первые меры были приняты, наступило время прояснить ситуацию в целом. Старший механик закончил доклад капитану и, повернувшись ко мне, спросил:
– Вам удалось выяснить, почему поступает вода?
Мне стало понятно, что ответ на этот вопрос не известен никому.
– Иду выяснять, – ответил я, – мне только известно, что вода поступает через левый карман.
Левый карман – это небольшой бункер для хранения угля, расположенный по левому борту. Мне нужно было выяснить, каким путем в него поступает вода.
Я вышел на палубу. На палубе несколько матросов, одетых в непромокаемые штормовки, во главе с боцманом Гришуткиным, под руководством старшего помощника капитана, проверяли и дополнительно крепили палубный груз.
На мне не было непромокаемой штормовки, я был одет в легкую рабочую одежду, в которой обычно стоял вахту в машинно-котельном отделении. Первая же волна, хлынувшая на палубу, как тяжелым пыльным мешком ударила меня своим ледяным гребнем, промочила до нитки и чуть не сшибла с ног. Чудом удержавшись на ногах, обдаваемый то волнами, то брызгами волн, цепляясь за все, за что только можно было уцепиться на средней надстройке, я пошел по палубе в район левого кармана.
Когда я добрался до места, то обнаружил, что у бункеровочной горловины, через которую производится загрузка угля в карман, край крышки отломан. Осколок валялся рядом с горловиной на палубе. Через образовавшуюся щель, гулявшая по палубе вода, и попадала в угольный карман.
В порту на главную палубу мы взяли несколько десятков бочек с машинным маслом и дизельным топливом, которые должны были попутно доставить на один из островов. Как выяснилось в дальнейшем, одну из бочек волной сорвало с места, понесло по палубе, и когда волна схлынула, бочка ударилась буртом о чугунную крышку горловины, крышка удара не выдержала, и от нее откололся кусок.
Мокрый и дрожащий от холода, я возвратился в машинное отделение, доложил старшему механику об увиденном. Щель нужно было срочно заделывать. Запасной крышки у нас не было, поэтому было решено закрыть щель листом железа. Мне дали в помощники одного из машинистов, и вскоре поверх горловины лег прочный лист железа крепко прибитый к палубе.
Убедившись, что насосами воду не откачать, старший механик доложил капитану о том, что принял решение откачивать воду вручную и попросил помощи всей команды.
Когда я с машинистом возвратился в машинное отделение, работа там шла полным ходом. От палубного настила в машинном отделении до главной палубы выстроилась вереница людей. По рукам пошли ведра, тазики, кастрюли – все, чем можно было отчерпывать воду. В котельном отделении воду собирали в кадку, которая служила для удаления из кочегарки шлака, и кадкой вирали ее за борт.
Через несколько часов борьбы со стихией, льяла были осушены и очищены от угля, судно шло своим курсом полным ходом. Изрядно проголодавшись, я зашел в кают-компанию. Там собралась почти вся команда. О чрезвычайном происшествии, как будто, все дружно забыли. За чашкой чая моряки, как ни в чем не бывало, шутили друг над другом, рассказывали анекдоты и смешные истории. Одну из этих историй, при случае, я непременно перескажу вам.

[Leon]

МОСОЛ

– Однажды в студеную зимнюю пору проштрафился наш кок. Списали его с судна, прямо в море пересадили на попутный корабль, отправили в порт. Однако, команду кормить кто-то же должен. Собрались отцы-командиры в каюте у капитана посовещались, решили назначить временно коком матроса Мишу Пересветова. Его кандидатура была самая подходящая на тот момент. Парень он был добросовестный, любое дело делал только хорошо, потому что ничего не делал на авось. Он, прежде чем приступить к делу, все продумывал до тонкости и, уже осмыслив ход дела, приступал к его выполнению.
По громкой судовой связи старпом вызвал Мишу на капитанский мостик и рассказал ему о принятом решении.
– Я же не повар, – отговаривался Миша. – И дело это мне не по душе. И готовить я совсем не умею.
– У нас безвыходное положение, – уговаривал его старпом, –команду надо кормить, и делать это, кроме тебя, некому. Дело это временное, только до прихода в порт, а там снова в матросы переведем. Вот, возьми кулинарную книгу, и с Богом.
Пошел Миша на камбуз, и началась его поварская жизнь. Надо сказать, как-то сразу дело у него пошло само собой. Что борщ сварит, рыбу или мясо сготовит – все у него было необыкновенно вкусно, хоть он и не проходил поварских академий. Особенно любили моряки его хлеб, пышный, ароматный, вкуснющий. Возьмет, бывало, матрос буханку свежеиспеченного хлеба, разломит ее пополам, поднесет к носу, вдохнет хлебного духа, укусит раз, укусит два, и полбулки как не бывало. Не то, что у его предшественника, хлеб был клеклый, невкусный. Моряки его называли Колькины пеньки. Он и с виду был похож на пеньки и по вкусу был такой, как будто в него опилок подмешали. Бывало, за столом, если кому-то, кто сидел далеко от хлебницы, нужно было кусок хлеба, он, обращаясь к товарищу, не просил хлеба, а говорил:
– Передай-ка мне, пожалуйста, кусок Колькиного пенька.
Кончился рейс, пришли мы в порт, разгрузились. Вызывает старпом Пересветова и говорит:
– Получай продукты, Михаил.
– Как же так? – удивился Миша. – Мы же договаривались, что я буду временно исполнять обязанности кока, только до прихода в порт.
– Получай, получай, – ответил старпом на его возражение. – Сам видишь, нового кока нам еще не прислали, а продукты уже, край как, надо принимать.
Принял Миша продукты, а там и в море вышли. И опять на его долю выпало кастрюлями греметь.
Обидно стало Мише, обманул его старпом. Но ведь команда-то в том не виновата, кормить ее надо. Отправился он на камбуз, скрепя сердце, и к великому удовольствию всей команды.
Сдали мы груз в одном из портов, загрузились новым грузом, отвалили от причала и направились домой.
В один из дней, когда до порта оставалось идти где-то не больше недели, пришел старпом в кают-компанию обедать. Миша налил ему тарелку борща. Старпом взял тарелку, и на лице у него нарисовалось огромное удовольствие, в борще красовался приличный мосол.
На этом месте мы должны прервать рассказчика и объяснить не сведущим людям, что такое мосол.
На флоте мосол – это не просто кость с мясом. Для моряка мосол – самый вожделенный деликатес. Если кому-либо посчастливится получить у кока мосол, то не иначе, как за какие-то особые заслуги. Обычно мосол получают только приближенные к коку люди, скажем механики, поскольку от них зависит не только исправная работа оборудования камбуза, но и дадут ли они коку сегодня воды помыться в душе, или нет.
Казалось бы, воды вокруг - бескрайнее море, черпай, хоть залейся. Но в морской воде столько солей, да и кроме солей, еще столько другого чего намешано, что ни пить ее, ни мыться ею невозможно. А пресной воды на корабле запас ограниченный, расходуют ее экономно. Это теперь опреснительные установки стоят в машинном отделении почитай каждого судна, предназначенного для плавания за пределы акватории порта. А в то время опреснительные установки на флоте были большой редкостью. Такой роскошью обладали только корабли приличного водоизмещения. Малые и средние суда довольствовались скромными запасами пресной воды, взятой в порту. И если скажет механик:
– Не дам воды! – Заставить его поступить по-другому никто не сможет, даже сам капитан.
Иногда можно наблюдать такую картину. Приходит механик обедать, подходит к раздаточному окну и, улыбаясь, весело обращается к коку:
– Ну, где тут был мой мосольчик?
– Вот, пожалуйста, извольте получить, – отвечает кок, подавая тарелку с борщом, в котором аппетитно смотрится мосол, и, как бы между прочим, добавляет:
– Мясорубка что-то забарахлила…
– Посмотрим, – роняет слово механик и идет за обеденный стол.
И не завтра, а тем более, не послезавтра, но буквально через несколько минут после окончания обеденного времени, прихвативши необходимый инструмент, механик налаживает мясорубку, да заодно проверит исправность и другого оборудования.
Или, подавая механику тарелку с мослом, кок, улыбаясь, спросит:
– А как у нас сегодня насчет водички, помыться?
– Найдем, – коротко и ясно ответит механик.
Но бывают случаи, когда с водой на судне положение очень трудное. Тогда уж все знают, что запас воды ограничен, никому она не дается, и даже мосол тут не поможет.
Но вернемся к нашему рассказчику.
– Приходит старпом обедать на следующий день, опять ему мосол в супе. Правда, мяса на нем почти совсем нету, да и чем-то похож он показался старпому на вчерашний. Съел старпом суп, обгрыз на кости жалкие остатки мяса, положил мосол в тарелку, ушел из кают-компании в ходовую рубку.
А Миша убрал мосол на камбуз и подает его старпому с борщом в очередной раз. Старпом понял, в чем дело, покраснел от гнева:
– Что это такое? – спрашивает Мишу, показав пальцем на мосол в тарелке.
– Ваше любимое кушанье – мосол, – как ни в чем не бывало, спокойно ответил Миша.
– Вижу, что мосол. Но сколько можно его подавать? – произнес возмущенно старпом.
– Очевидно, чем чаще, тем лучше, – услышал он в ответ.
– Ох, и жарким же выдался тот денек!.. – заключил свой рассказ боцман Гришуткин.
– Ну, и чем все это кончилось? – не утерпел и задал вопрос самый любопытный из слушателей.
– А кончилось тем, чем и должно было кончиться. В родном порту взяли мы нового кока, с дипломом, а Мишу снова перевели в матросы. Новый кок, в общем, оказался неплохим парнем, но Мишиного хлеба мы не можем забыть до сих пор.

ТЕ ЖЕ И … МИЛИЦИОНЕР

– Вот, вы утверждаете, что современная милиция работает не эффективно, что она не соответствует своему назначению защищать рядового гражданина, и рядовой гражданин теперь обходит милиционера стороной. Вы говорите, что в милиции работают хамы и вымогатели, которые спелись с преступным миром, и обращаться к милиции за помощью и защитой выйдет себе дороже, что вот при советской власти милиция действительно охраняла общество от преступников и что тогда милиционер был бескорыстным другом человека.
Не спорю, современная милиция в какой-то мере измельчала, растеряла лучшие кадры, понизился уровень профессионализма. Не редко наблюдается и со стороны ее руководителей, и со стороны рядовых сотрудников высокомерие и чванство. Но я хочу заметить, что и при советской власти встречались всякие люди. Хам от рождения будет и останется хамом не зависимо от положения в обществе и обстоятельств, в которые попал, точно так же как, скажем, веселый по натуре человек, шутник и балагур не утрачивает чувства юмора даже в трудную минуту. Чудаки, карьеристы, наглецы и невежды водились всегда.
Приведу пример из своей жизни.
Когда я учился в институте, преподаватель спецкурса Занковский говорил мне:
– У вас есть способности к анализу и обобщениям. После института непременно поступайте в аспирантуру, из вас может получиться не плохой ученый муж.
Я как-то без внимания отнесся к его совету, ни о какой научной карьере не помышлял и, соответственно, окончив институт, пошел работать.
Где-то через год после окончания института, в театре, я случайно встретился с Занковским. Мы раскланялись. Он дал знак, чтобы я подошел к нему. Я подошел. Он спросил меня, чем я занимаюсь, был удивлен, узнав, что я еще не аспирант, и с доброжелательной родительской настойчивостью, сказал мне:
– В наше время даже атом быть желает кандидатом. Не теряйте времени, поступайте в аспирантуру. Если в чем-то будет нужна моя помощь, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне, я буду рад помочь вам.
Мы распрощались. На этот раз я, правда, без особого желания, но решил последовать совету мудрого преподавателя, однако прибегать к его помощи в этом деле не захотел.
Как известно, получение ученой степени кандидата наук состоит из сдачи, так называемого, кандидатского минимума и защиты диссертации. В кандидатский минимум, кроме предметов по специальности, входит знание иностранного языка.
И тут я ухитрился перемудрить самого себя. Чтобы достойно сдать кандидатский минимум по иностранному языку, я решил, для начала, окончить институт иностранных языков. «Таким образом, – думал я, – я убью сразу двух зайцев: получу еще один диплом, который будет не лишним в моей жизни, и блестяще сдам иностранный язык в аспирантуре».
Не откладывая дела в долгий ящик, я в этом же году без труда поступил на заочное отделение института иностранных языков.
После первой же установочной сессии я понял, что без постоянной разговорной практики, если ты не полиглот, а я конечно же не полиглот, по-настоящему освоить иностранную речь невозможно. И я стал размышлять над тем, где бы мне получить разговорную практику.
Говорят, что безвыходных ситуаций не бывает, надо только как следует поискать выход из создавшегося положения.
Я узнал, что при клубе моряков торгового флота работает Интерклуб. Мне показалось, что лучшего места для получения языковой практики придумать просто не возможно, и я пошел в Интерклуб.
Директор Интерклуба расспросил меня о том, кто я и с какой целью хочу посещать Интерклуб, записал некоторые, необходимые ему, данные обо мне и сказал, что через непродолжительное время меня известят о приеме в актив клуба, или об отказе в этом.
Примерно через месяц, я получил по почте открытку с приглашением такого-то числа, в такое-то время явиться в Интерклуб на собрание актива. Не скажу, что с восторгом (моя юношеская восторженность к тому времени уже уступила место более зрелым чувствам), поэтому, скажем так, с удовлетворением я принял это известие и в указанное время отправился в Интерклуб.
Интерклуб предназначался для отдыха иностранных моряков, заходивших на своих судах в наш торговый порт. Он в чем-то напоминал собой зарубежную таверну, только в более цивилизованном виде.
Обычно, в шесть часов вечера к трапу иностранного судна, моряки которого изъявляли желание культурно провести вечер, подавался автобус, на автобусе их подвозили к клубу и на нем же после одиннадцати часов увозили обратно.
В Интерклубе зарубежный моряк мог обменять иностранную валюту на наши рубли, потанцевать с девицами, сыграть в шахматы или в бильярд, почитать книги русских классиков, изданные на многих языках мира, и даже взять любую книгу себе на память, разумеется, бесплатно. В дополнение к этому в Интерклубе был небольшой, но уютный бар и большинство иностранцев почему-то предпочитали провести вечер в нем, попивая русскую водочку. Между прочим, водку там продавали отменного качества, выработанную исключительно из пшеницы. Она так и называлась – «пшеничная». Случалось, что в бар захаживали и наши активисты, но руководством Интерклуба, если это прямо и не запрещалось, то, скажем так, и не одобрялось.
Однажды, в наш порт зашло болгарское торговое судно, и в Интерклубе появились болгарские моряки. Болгары всегда искренне любили русских людей, в каждом русском человеке видели друга и брата. Говорят, что правительство Болгарии даже обращалось к нашему правительству с тем, чтобы войти в состав СССР, но наши власти не согласились на это, поскольку у нас с Болгарией нет общих сухопутных границ. Правда это или нет, я не берусь утверждать, но то, что болгары хотели бы видеть свою страну семнадцатой республикой в составе СССР – это я услышал от механика болгарского судна Гриши, с которым познакомился в тот вечер в Интерклубе.
Гриша пригласил меня в бар отметить наше знакомство. Мы выпили по бокалу шампанского, завязалась дружеская беседа. Я заметил, что болгары предпочитают не водку, а вино. Гриша объяснил мне, что болгары издревле выращивают виноград, вино у них свое в каждом доме так же, как на Руси в каждом доме был квас, что к вину болгары привыкли как к национальному напитку. Я сказал Грише, что у меня дома квас есть и сейчас, и что, если он хочет, мы можем с ним встретиться завтра, и я угощу его квасом. Гриша с удовольствием согласился и подарил мне зажигалку. Я не мог оставаться в долгу, тут же в баре купил бутылку шампанского и матрешку. Матрешку я подарил Грише. Бутылка шампанского была выпита за нашу дружбу и за дружбу Болгарии с Россией. Как водится в таких случаях, появилась и была откупорена еще бутылка, вероятно, после нее появилась бы и еще не одна, но ко мне подошла переводчица Галя и вежливо сказала, что мне пора домой. Я был уже, как говорят, хорошо навеселе, но намек понял. На прощанье мы тепло по-дружески обнялись с Гришей, условившись завтра в полдень встретиться в центре города.
Портовые города, за малым исключением, обычно располагаются на гористой местности, спускаясь к морю или заливу террасами. Улицы в них, приспосабливаясь к местности, то изгибаются, то поднимаются на горку, или спускаются с горки. Улица, по которой я шел к себе домой, сначала полого шла на подъем, затем взбиралась на небольшой, но крутой пригорок и дальше уже шла по равнинной местности.
Была поздняя осень, недавно выпал небольшой снежок, воздух был свежий с легким морозцем. Дышалось хорошо, настроение у меня было чудное. Я шел неторопливо, как ходят люди, которым спешить некуда и они просто идут в свое удовольствие.
Я дошел до пригорка и стал подниматься по нему прежним, размеренным шагом. Но, не дойдя до середины пригорка, ноги мои забуксовали, и я скатился вниз. Оглядевшись, и оценив обстановку, я решил взять скользкий пригорок с разбегу. Моя попытка успехом не увенчалась, я снова откатился к подножью пригорка. Я понял, что просто так пригорок мне не одолеть, необходимо было что-то придумать, чтобы взобраться на него. Выход напрашивался сам собой, я встал на четвереньки, на четырех конечностях успешно взобрался на пригорок, выпрямился и вдруг увидел рядом с собой милиционера. Для меня это было так неожиданно и удивительно, что я, глядя на милиционера, произнес:
– Во! Действие второе, явление шестнадцатое - те же и милиционер.
Милиционер ухмыльнулся, спросил:
– Куда путь держим?…
– Да домой иду.
– Где живешь?
Я назвал адрес.
– Ладно, пошли вместе, – предложил милиционер.
– Ну что ж, вместе веселее, – согласился я, и мы пошли с ним, дружески разговаривая.
Надо сказать, что после теплой встречи с болгарами, благодушие и доброжелательность настолько крепко поселились в моей душе, что я перенес эти чувства и на милиционера, я видел в нем замечательного человека, проникся к нему столь дружеским чувством, что готов был идти с ним хоть на край света. Поэтому, когда мы прошли какое-то расстояние и он предложил мне зайти с ним в одно место неподалеку, я, ни о чем не думая, пошел за ним.
Мы свернули за угол дома, мимо которого как раз проходили, подошли к дому, который стоял за ним, взошли на невысокое крыльцо, милиционер открыл дверь, пропустил меня вперед.
За дверью мы спустились по ступенькам вниз в полуподвальное помещение и оказались в просторной комнате, разделенной надвое невысокой перегородкой. За перегородкой за столом, на котором стояла горевшая настольная лампа и лежали какие-то бумаги, со скучающим видом сидел милиционер.
– Вот, подобрал на улице в нетрезвом виде, – доложил милиционер, которого я уже было считал своим приятелем.
От неожиданности я остолбенел.
Сидящий за столом милиционер, равнодушно посмотрел на меня, открыл, лежащий перед ним журнал, стал задавать мне вопросы и записывать мои ответы в журнал.
– Фамилия, имя, отчество? – был первый вопрос.
Я назвал себя.
– Где живешь?
Именно так, бесцеремонно, он называл меня на ты. Между прочим, другого обращения я никогда от милиционеров не слышал, как будто они не то, что об уважении, но и об элементарной вежливости и понятия не имеют.
Я назвал свой адрес.
– Где работаешь?
Я сказал, где работаю.
Милиционер отложил журнал в сторону, взял какой-то бланк и стал заполнять. Заполнив бланк, он оторвал от него половину, на второй половине велел мне расписаться, отдал оторванный клочок мне, и стал пристально смотреть на меня, видимо, ожидая вопроса.
– Мне можно идти? – спросил я.
– Иди, – ответил он равнодушно и повернулся лицом к милиционеру, который привел меня. Они стали говорить о чем-то своем.
Я сунул, выданную мне бумажку, в карман пальто, вышел на улицу, побрел домой.
Вы, должно быть, полагаете, что социалистическое общество и СССР развалили Ельцын и Горбачев? Ошибаетесь, социализм у нас погубил товарищ Госплан.
Хоть и говорили советские чиновники с высоких трибун, что план – это не догма, а руководство к действию, на самом деле план у них был догмой, доведенной до абсурда. План давался всем, в том числе и милиции.
План по валу, план по ассортименту, план по прибыли и еще множество других планов. Всем предприятиям и учреждениям из года в год план спускался сверху, за невыполнение плана строго наказывали, за перевыполнение награждали. Даже, если предприятие выпускало никому ненужную продукцию, заменить ее на необходимую стране и народу продукцию, оно не имело права. Оно не имело права даже хоть на самую малость сократить выпуск этой ненужной продукции. Больше можно, меньше нельзя.
Таким образом, сковав инициативу предприятий и лишив их возможности развиваться, Госплан стал тормозом прогресса. Склады были забиты до отказа, а в то же время во многом необходимом испытывалась острая нужда. План стал идолом, которому ревностно служило чиновничество, план любой ценой – стало принципом на местах.
План давали и вытрезвителям. В нем указывалось: сколько человек они должны обслужить за месяц, за квартал, за год и за пятилетку и, при этом, какую получить прибыль. И если начальство видело, что по каким-то показателям план не выполнялся, подчиненные получали накачку и неслись, как оголтелые, добывать недостающее. Доходило до того, что они ставили свою машину неподалеку от ресторана и устраивали наблюдение за его дверями. Заметив выходящего из дверей ресторана, подгулявшего гражданина, они хватали его, и, не обращая внимания ни на его протесты, ни на аргументы, что он ничего плохого не сделал, а только поужинал в ресторане, везли его в вытрезвитель. Таким образом, план выполнялся, за выполнение, видимо, работники получали «заслуженную» премию, а что при этом совершалось насилие над личностью, никого не волновало. Ведь план – любой ценой.
В такую ситуацию, очевидно, попал и я.
На следующее утро я позволил себе подольше поваляться в постели, поскольку было воскресенье и выходной день. Поближе к полудню я стал собираться на встречу с Гришей. Надел пальто, сунул руку в карман, в кармане нащупал какую-то бумажку. Я достал бумажку из кармана развернул ее, прочитал: «С вас причитается за оказанные медицинские и прочие услуги медвытрезвителя…».
Посмеиваясь над собой и иронизируя по поводу своей наивной доверчивости, я мысленно прокрутил события минувшего дня, проанализировал события, пришел к заключению, что хочешь или не хочешь, а коль попал в смешную историю, то платить по счету надо. Я зашел в сберкассу (в то время еще сбербанков не было, были сберкассы), заплатил требуемую сумму.
В назначенное время я был на месте встречи с Гришей. Через несколько минут ко мне подошел болгарин, назвался Гришиным товарищем, сказал мне, что Грише не позволили придти сложившиеся обстоятельства, и что он приносит мне свои извинения.
Я по натуре оптимист, поэтому и события минувшего дня, и не состоявшуюся встречу воспринял философски, не огорчаясь.
С того дня прошло около месяца. Мой непосредственный начальник вызвал меня к себе. Я зашел к нему в кабинет, он взял со стола какую-то бумажку, подал ее мне, сказал:
– Читайте.
Я прочитал, что поскольку я не заплатил добровольно, то из моей зарплаты следует вычесть и перечислить на счет вытрезвителя за оказанные мне медицинские и прочие услуги…
«Вот это финт!», – чуть не произнес я вслух. А начальник, как бы, не заметив моего растерянного вида, с упреком сказал мне:
– Уж если вы дошли до того, что попадаете в вытрезвитель, то хотя бы имейте мужество самостоятельно заплатить за оказанные вам услуги.
Так что, как видите, порядка у них не было и тогда.

[Leon]

ЧАСЫ МИНИСТРА

Владимира Беляева я знал по мореходному училищу. Мы с ним учились на одном курсе. Помнится, был чудесный праздничный день, почти все курсанты были в увольнении, в училище остались лишь те, кто был на дежурстве, да те немногие, кому не хотелось никуда идти. Я зачем-то зашел в кубрик, где жили курсанты штурманского отделения. В кубрике никого не было, кроме Беляева, который лежал на верхней койке двухъярусной кровати и читал книгу. По-моему, это был роман Виктора Гюго «Собор Парижской богоматери». Мы разговорились. Речь зашла о литературе. Оказалось, наши взгляды на литературу совпадали, нам нравились одни и те же книги. Оказалось, что то, что прочитал он, читал и я, а то, что читал я, прочел или собирался прочитать и он. Я не помню, чтобы в этом списке были легковесные произведения. Если речь шла о фантастике, то это была научная фантастика, если мы говорили о романах, то это была замечательная русская и зарубежная классика.
От беседы мы оба получили большое удовольствие, и, казалось бы, после этого должны были обязательно подружиться. Но близкими друзьями мы не стали. Может быть, если бы мы проучились еще хотя бы один год, случай и свел бы нас снова. Однако, дело было где-то весной, в самом конце последнего курса. Вскоре началась подготовка к выпускным экзаменам, потом сами экзамены, после них выпуск из училища, и мы разъехались по флотам и кораблям.
Я как-то однажды встретил его в Мурманском морском порту, мы поздоровались, поговорили о том кто, где и как плавает. Оказалось, что сам он плавает третьим помощником капитана на небольшом теплоходе, в море проводит по три- четыре месяца, стоянка в порту не более десяти дней, а сейчас он получил отпуск и идет в базовый комитет профсоюза. Председатель базкома обещал ему путевку в санаторий, потому что ему необходимо малость подлечиться.
А подлечиться ему, конечно же, было нужно после купания в море, о котором знал весь флот, и я в том числе.
Это было обычное морское плавание. Шел уже третий месяц однообразной, рутинной работы судовой команды. Штормило. Беляев принял вахту, проверил по радиомаякам местонахождение судна, внес поправку в курс, задал курс рулевому, подошел к иллюминатору ходовой рубки, окинул взглядом палубу и стал наблюдать за морем.
Море было неприветливым. Волны били в скулу судна. Судно то поднималось на волне, то ныряло носом с волны к подножию очередной волны, которая, накатываясь, вначале обрушивалась на носовую часть палубы, после чего подкидывала нос судна к верху и, как бы подползая под днище, поднимала судно на свою вершину.
Беляев уже хотел было отойти от иллюминатора, когда увидел, что на палубу вышел капитан. На кораблях существует негласное правило: если в шторм кто-либо оказался на главной палубе, и вахтенный заметил это, то он непременно должен проследить за человеком до тех пор, пока тот не покинет палубу. Беляев задержался у иллюминатора.
На море наблюдается необъяснимое явление. Волны идут одна за другой одинаковые как сестры-близнецы. Но, вдруг, среди них поднимается одна волна неимоверной высоты и мощи. Такую волну моряки прозвали девятым валом.
В то время как капитан проходил по палубе, как раз и налетел девятый вал. Когда нос судна вынырнул из накрывшей его волны, и вода схлынула с палубы, капитана на палубе не было. У Беляева сжалось сердце. Он понял, что случилось.
Как-то в числе других офицеров запаса меня призвали на военные сборы на один из крейсеров Северного флота. Мы собрались в кают-компании, перед нами выступал командир корабля.
– Ваши действия по команде «Человек за бортом!»? – задал вопрос один из офицеров запаса.
– Иду своим курсом, – ответил командир.
– Почему так? – послышалось сразу несколько голосов.
– Потому что в северных морях корабли первого ранга спасением утопающих не занимаются. Пока я дам стоп машинам, пока погашу инерцию хода, затем пока отработаю задним ходом или сделаю циркуляцию и подойду к утопающему, пройдет минут двадцать. А человек в холодной воде северных морей может продержаться минут восемь, ну, скажем, при благоприятных условиях и хорошей физической выносливости, от силы, вдвое больше. Спасать будет уже некого.
На суше в подобных случаях всегда находятся «умники», которые начинают вопить: «А вот если бы он бы да попытался бы, может быть человек и был бы спасен». Но флот – это серьезная организация, на флоте нет места ни слюнтяйству, ни разгильдяйству. На корабле все подчинено здравому смыслу и выполнению долга.
Беляев понимал, что в его распоряжении всего восемь, максимум – десять минут. Поднимать тревогу «Человек за бортом!» было бессмысленно, потому что пока подашь сигнал, пока спасатели наденут спасательные жилеты, выбегут к спасательным кругам и шлюпкам, спасать будет некого.
Беляев среагировал на случившееся моментально. Он бросился к машинному телеграфу, перевел телеграф на «малый назад», включил внутрисудовую громкую связь, объявил:
– Старпому срочно прибыть в ходовую рубку!
Не дожидаясь старпома, он обвязал себя концом крепкого морского линя, бухта которого на счастье оказалась в ходовой рубке, крикнул рулевому:
– Держи конец! – выбежал из ходовой рубки на палубу.
Все это заняло не больше минуты. За это время судно погасило инерцию и медленно пошло задним ходом. Управление судном взял на себя старпом, который уже не застал Беляева в рубке. От рулевого он узнал о том, что случилось, и сыграл тревогу «Человек за бортом!»
Запрыгнув на планшир фальшборта, Беляев ухватился за леер, чтобы не свалиться за борт, и окинул взглядом поверхность моря. За кормой немного левее судна он увидел капитана, голова которого, то показывалась на гребне волны, то проваливалась во впадине между волнами. По взмахам рук Беляев определил, что капитан отчаянно борется с морем, пытаясь плыть к судну. Не раздумывая, Беляев бросился в морскую пучину и поплыл навстречу капитану. Хладнокровие, расторопность и грамотность его действий, дали свои результаты. Судно не ушло слишком далеко от места происшествия, и капитан находился на расстоянии не более пятидесяти метров. Беляев был не плохим пловцом, в училище он играл в водное поло. Однако, ему потребовалось не менее пяти минут для того, чтобы подплыть к выбивающемуся из сил капитану.
Старпом внимательно следил за действиями Беляева, и в тот миг, когда Беляев ухватил капитана за ворот капитанской куртки, старпом скомандовал:
– Тяни!
Рулевой, державший конец линя, начал проворно его выбирать, линь натянулся, Беляев, мертвой хваткой вцепившись за ворот капитанской куртки и таща капитана за собой, на лине двинулся к судну.
Несколько человек матросов, во главе с боцманом, облаченные, как того требовали правила, в спасательные жилеты, находились на палубе у борта. В тот момент, когда Беляева с капитаном подтянули к борту, и очередная волна подняла их на своем гребне до уровня палубы, матросы ловко подхватили их, подняли на палубу и, не теряя ни секунды, спешно понесли в кают-компанию.
Капитан был без сознания. Беляев хоть и находился в сознании, но весь дрожал от переохлаждения и, практически, не мог двинуть, ни рукой, ни ногой. С них быстро сняли мокрую одежду и начали растирать спиртом. Вскоре капитан пришел в сознание, и когда товарищи, приводившие их в чувство, поняли, что к спасенным возвращаются силы, их одели в сухую одежду, отвели каждого в его каюту и уложили в постель. А судно, под руководством старшего помощника капитана, продолжило следовать своим курсом.
Каждый организм реагирует на переохлаждение по-разному. Капитан, хотя пробыл в ледяной воде дольше Беляева и даже дошел до бессознательного состояния, оправился быстро и отделался только легким насморком. Беляев простудился серьезно, к вечеру у него поднялась температура. Врача у них на судне по штату не полагалось, поэтому члены экипажа, при необходимости, лечились кто как может самостоятельно.
Проконсультировавшись у врачей флотской медсанчасти по радио, заботу о лечении Беляева взял на себя второй помощник капитана. Он, как заправская медсестра, ставил Беляеву горчичники, давал лекарства из судовой аптечки. Беляев к концу рейса, можно сказать, поправился, но у него побаливала спина от поясницы до самых лопаток.
На флоте существует порядок, если в море произошло чрезвычайное происшествие, капитан по радио обязан доложить о нем начальнику флота, а если это происшествие связано с риском для жизни людей, то начальник флота докладывает о нем министру. Флотский порядок был соблюден и в этом случае. И когда судно вернулось в порт, министр пригласил Беляева в Москву, незамедлительно принял его в своем кабинете, долго и любезно разговаривал с ним. Он поинтересовался семейным положением Беляева, расспросил его о родителях и о некоторых моментах его биографии, после чего пригласил в кабинет членов коллегии министерства и, в их присутствии, наградил Беляева Почетной грамотой министерства «за умелые действия, проявленные при спасении капитана судна», и вручил ему именные золотые часы.
Об этом поступке было написано почти во всех местных газетах. При встрече я тоже поздравил его с наградой.
Нам больше не довелось встретиться. Обстоятельства складывались так, что когда он был в порту, я был в море и наоборот. От товарищей я знал, что он успешно поднялся по ступеням флотской карьеры и теперь плавает на приличном по водоизмещению судне капитаном.

СОЦИАЛИСТЫ И ЮРИСТЫ

Первые российские социалисты наивно полагали, что если отобрать землю, у не желающих вступать в сельхозобщины зажиточных крестьян, то беднейшее крестьянство, получивши кулацкие земли, воспрянет духом, и объединившись в артели, завалит страну продуктами сельского хозяйства. Но беднейшие крестьяне землю получили, а продуктов не дали. Вместо изобилия в стране наступил голод. Социалисты на практике убедились в том, что беднейший крестьянин потому и беднейший, что в силу своей инертности и безответственности не способен проявлять инициативу и самостоятельно выполнять те функции, которые возложены на сельского труженика. Он может работать только из-под палки, да и то неохотно и безолаберно.
Когда социалисты это поняли, было уже поздно. Крестьянин-труженик был уничтожен как класс. Признаться во вреде, нанесенном сельскому хозяйству, социалисты не посмели вследствие своей твердолобости и уверенности в том, что они, в общем-то, сделали все правильно, остается лишь направить в село хорошего партийца, который организует крестьянскую общину, заставит крестьян работать, и положение на селе, таким образом, само собой исправится. Но если человека, не знающего ремесла, приставить к не умеющему, или не желающему работать, то из этой затеи вряд ли можно получить желаемый результат.
Партийцы, посланные властями в деревни, будучи, как правило, не компетентными в делах сельскохозяйственного производства, тем не менее, стали давать крестьянам директивы, когда пахать, что и когда сеять, когда убирать и как хранить урожай.
Частью из боязни, что крестьяне разворуют собранный урожай, а более того, чтобы отчитаться перед вышестоящими чиновниками и показать результаты своего неусыпного труда, посланные в деревню партийцы, стали подчистую вывозить произведенную крестьянами продукцию на элеваторы и продуктовые базы. Крестьяне свою продукцию больше уже не видели и, как были они беднейшими, так беднейшими и остались. К тому же, если среди них попадался труженик, который в прежние времена мог бы своим трудом жить безбедно, теперь, в сложившейся системе, он уравнялся с остальными.
Не смотря на то, что на словах, партийцы призывали людей проявлять инициативу, улучшать и совершенствовать производительность труда, на деле, созданная ими система, эту инициативу подавляла, хотя, как ни странно, крестьянская среда, то там, то здесь продолжала рождать отдельные личности со светлыми головами, не способными и не желающими прозябать, подобно основной массе.
Одним из таких самородков был крестьянин Нижегородской области Владимир Серафимович Ивачев.
В детстве он среди своих сверстников ничем особо не выделялся, был обычным деревенским пареньком, рано познавшим «прелести» сельского труда. Правда, в отличие от некоторых своих сверстников в школу ходил с удовольствием и учился хорошо. Пацаном застал единоличные хозяйства, был свидетелем ликвидации единоличников и создания коллективных хозяйств. Насколько оправданной была такая реформа, он, пожалуй, в то время не понимал, да если и понимал, то никогда с другими людьми своими мыслями не делился. Он с детства был человеком «сам себе на уме».
Когда подошли его года, и его забрали в армию, Великая отечественная война была в самом разгаре и достигла наивысшей точки напряжения сил. Через несколько дней занятий на полигоне в Арзамасе с такими же новобранцами, как и он, Владимира отправили на фронт.
Невзгоды фронтовой жизни Владимир переносил терпеливо, в боях не терялся, вел себя спокойно, уверенно и обстоятельно. Но окопная жизнь мало-помалу подтачивала его здоровье. Хотя ему везло, и его ни разу не ранило даже легко, он стал все сильнее и сильнее покашливать, потом обычный кашель перешел в кашель с кровью. Врачи установили туберкулез в последней стадии развития.
Так как вылечить его было делом безнадежным (медицина того времени в борьбе с такой степенью запущенности болезни была бессильна), его комиссовали и отправили домой помирать.
Худющий и обессиленный Владимир явился домой. Дома было безденежно и голодно. Война отнимала у крестьян все.
Туберкулез и голод – явления не совместимые. Владимир и его родители понимали это хорошо. Но отец Владимира был из числа крестьян наделенных практичным умом, умевшим находить выходы из, казалось бы, безнадежного положения.
В народе ходили слухи, что лучшим лекарством от туберкулеза является собачье мясо. Поскольку других возможностей не было, а здесь проглядывала хоть какая-то надежда, родители решили испытать народный метод на своем сыне.
Замечено, что как бы трудно и голодно не жила деревня, а собаки в деревнях не переводились. Как и где они находили себе пропитание – этого вам, пожалуй, сказать не сможет никто.
Отец Владимира стал приносить домой мясо, мать варила суп и, не посвящая Владимира в детали того, что это за мясо и откуда оно взялось, его стали понемногу подкармливать и, вместе с тем, поить отварами хвои и лекарственных трав. Болезнь отступала медленно и неохотно. Но во второе лето после возвращения домой, как раз в год окончания войны, Владимир окреп настолько, что стал понемногу помогать отцу по хозяйству, а к осени заявил, что решил пойти учиться в сельскохозяйственный техникум.
Первые послевоенные годы были трудными для всей страны, требовалось восстановить города и села, разрушенные войной, восстановить заводы. Нужно было промышленные предприятия, работавшие на войну, перевести на выпуск мирной продукции. В стране во всем ощущался недостаток. Не хватало материалов, не хватало рабочих рук, не хватало специалистов. Квалифицированные кадры нужны были во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства. Нужно было срочно восполнить трудовые ресурсы, взятые войной. И не смотря на трудности, государство выкраивало из бюджета, средства на то, чтобы работали учебные заведения всех уровней.
Чтобы поддержать студентов государство ухитрялось платить им стипендии. Стипендии были скудные, но если учесть то, что крестьянам в колхозах практически вообще денег не платили, то и обижаться, по большому счету, было нечего.
Студенческая жизнь Владимира по сумме трудностей и лишений была не легче жизни окопной. На войне хоть одевали и кормили. Солдаты даже шутили бывало: «война войной, а обед по расписанию». На занятия же Владимиру приходилось ходить плохо одетым, а временами и на пустой желудок. И просто чудо, что при жизни впроголодь к нему не вернулась его окопная болезнь.
Техникум Владимир окончил успешно и в свою деревню приехал как специалист животноводческой отрасли. Его приняли на работу зоотехником.
С первого дня Владимир работал ответственно, по возможности пытался применить на практике то, чему его учили в техникуме. Дело шло, в общем-то, нормально, председатель колхоза одобрял его усердие и был явно им доволен, пока не произошел один забавный случай.
У крестьян с незапамятных времен сложилась практика: чтобы сено не намокло в непогоду и не сгнило бы, его складывали на чердаках сараев. В колхозе, где работал Владимир, одним из таких сеновалов служил чердак конюшни. Там, на сеновале, находили приют и колхозные куры. Это было удобно. Куры не требовали отдельного корма, они подбирали те зернышки, которые роняли лошади, поедая овес, находили для себя что-то съедобное в сене и в конском навозе. На сеновале куры и ночевали, там же неслись и выводили цыплят.
Сколько там было кур, никто никогда точно не считал, поскольку колхоз птицеводством, как таковым, не занимался, и ему план на птицеводческую продукцию не спускался. Конторский люд, не исключая жен председателя и парторга, приходили на сеновал, брали, кому сколько нужно яиц, а иногда прихватывали и куренка, и все это уже было в порядке вещей. Владимиру такая бесхозяйственность показалась странной. Он решил навести в этом деле порядок.
«Если организовать небольшой птичник, – рассудил Владимир, – и яйца продавать на рынке, то такие деньги колхозу не помешают, их можно будет направить и на ремонт ферм и на закупку инвентаря, да мало ли еще куда, при условии, что кругом и во всем большая нужда».
Он своими руками из подручных материалов сколотил клетки для птиц, расчистил от хлама один угол в конюшне, установил там клетки и переселил в них кур.
На следующий день заглянули конторские на сеновал, а там ни яиц, ни кур. Пошли, доложили председателю о пропаже. Председатель проверил – и точно, нету кур. Зашел на конюшню, увидел новшество, почесал затылок, нахмурился.
На следующий день, после окончания планерки с бригадирами и специалистами, председатель, отпустивши всех, попросил Владимира задержаться.
– Видел я твое новшество, – сказал он Владимиру, – однако, почему ты со мной не посоветовался? Ты что, хочешь, чтоб нам теперь еще дали план и по яйцам? А именно к этому и приведет твоя самодеятельность.
По неопытности Владимир не подумал о таком повороте дела. Председатель же был, что называется «тертый калач», он знал, что при сложившейся системе любая инициатива наказуема. Но он не стал заставлять Владимира ломать курятник, боялся, что если вдруг дело дойдет до вышестоящего начальства, то еще неизвестно, как это дело может обернуться, ведь могут обвинить в зажиме инициативы и под статью о саботаже подвести.
Подвернулся подходящий случай. В соседний колхоз райком подыскивал руководителя. Председатель порекомендовал на эту должность Владимира, как человека зрелого, и хорошего специалиста. Владимир уехал на новое место, а курятник, как-то сам собой, опять перекочевал на сеновал.
Председателя, на место которого пришел Владимир, посадили. В колхозе произошел большой падеж коровьего молодняка, председатель попытался это скрыть, но парторг донес куда надо, председателя обвинили во вредительстве, хотя никаким вредителем он на самом деле не был. Он просто стал жертвой плановой системы.
Для того, чтобы заставить людей плодотворно трудиться в сфере производства, у социалистов были две панацеи: парторги (партийные организаторы) и план. Любой план, в том числе и на выпуск сельскохозяйственной продукции, формировался в Госплане и оттуда спускался по министерствам.
Министерство сельского хозяйства распределяло план по областям, из областей план давался в районы, из районов в колхозы. Из года в год план увеличивали.
Не выполнение плана считалось преступлением, более того, партийцы всеми силами понуждали руководителей хозяйств план перевыполнять. Дело доходило до абсурда. Скажем, давали план по мясу и одновременно давали план по молоку. Для того чтобы на следующий год выполнить увеличенный план по молоку, нужно увеличить поголовье коров, но поголовье коров увеличить не возможно, поскольку тогда не выполнишь увеличенный план по мясу. Пока руководитель хозяйства решает эту дилемму, из района требуют перевыполнить план по сдаче мяса, так как по этому показателю область отстает от соседней области.
В народе в то время даже ходил анекдот. Вызывают одного председателя колхоза в райком партии, требуют от него увеличить сдачу молока в два раза. Председатель заартачился.
– У коровы, – говорит, – одно вымя и четыре сиськи, чтобы она дала молока в два раза больше надо, чтоб у нее выросло еще одно вымя и еще четыре сиськи, а это, как вы сами понимаете, невозможно.
Уперся и стоит на своем:
– Не могу!
Сняли его за неповиновение, назначили председателем выходца одной из кавказских республик. Через некоторое время вызывают и его в райком, требуют и от него вдвое увеличить сдачу молока.
– Сможешь, – спрашивают, – выполнить поставленную перед тобой партией задачу?
– Рад стараться! – отвечает. И сдержал слово, перевыполнил план вдвое.
Прошло какое-то время, его снова вызывают в райком:
– Молодец, – говорят, – правильно понимаешь политику партии, чувствуем, что под твоим руководством колхоз выйдет в передовые в нашем районе. Но надо увеличить сдачу молока еще хотя бы в полтора раза .
– Постараюсь, – отвечает.
Снова выполнил обещание. В райкоме почувствовали, что человек он беспрекословный и из него можно выжать и побольше. Приезжают к нему в колхоз, вручают Почетную грамоту и между прочим говорят:
– Мы решили представить тебя к высокой правительственной награде, но для этого ты еще должен увеличить сдачу молока. А уж на сколько – это ты сам посмотри, задействуй скрытые резервы. На этот раз мы тебя не ограничиваем в показателях. Что ты на это скажешь?
– А что тут сказать? Можно, конечно, но только молоко будет чуть-чуть белое.
Всякая система порождает и изворотливых людей, которые умеют к ней приспособиться, и людей, не приемлющих эту систему, поскольку она противна их духу. Предшественник Владимира был ни то, ни другое. Он не умел изворачиваться и пускать пыль в глаза и в то же время пытался добросовестно исполнять то, что от него требовали, за что и поплатился арестом.
Чтобы выполнить план по сдаче молока, он велел скотницам поить новорожденных телят молоком только первые два дня их жизни, на третий день все молоко от вновь отелившихся коров, как и от прочих, они должны были сливать в молоковоз и отправлять на молокозавод. На третий день телята получали болтушку, приготовленную из овсяной муки. Естественно, желудок телят, созданный природой таким образом, что ему требовалось материнское молоко хотя бы несколько недель, не способен был через два дня усваивать другую пищу. Телята, после овсяной болтушки, запоносили и в течение недели один за другим передохли.
Сменивший опального председателя, Владимир тоже не умел приспосабливаться к системе. Он ударился в другую крайность.
Молокозаводы за молоко повышенной жирности платили хорошие деньги. Владимир распорядился часть молока пропускать через сепаратор, обратом поить новорожденных телят, а сливки добавлять в остальное молоко перед отправкой его на молокозавод. Падеж телят прекратился, телята росли здоровыми и быстро набирали вес, а в колхозной кассе появились кой-какие деньжата. Но подошло время отчитаться, и оказалось, что план по молоку выполнен только на 78 процентов.
Нагрянула комиссия из района, чиновники учинили проверку, начали трясти душу Владимира, требуя восполнить недоданное.
– Где хочешь бери, – распалялись некоторые из них, – а план по молоку выполняй!
Владимир вины в своих действиях не усматривал, пытался доказать, что телята, которых он теперь выпаивал молоком, через два – три года пополнят дойное стадо, и тогда только можно будет говорить о выполнении плана, а может быть и о его перевыполнении.
Комиссию это не устраивало, им нужен был план сегодня, с них его тоже спрашивали вышестоящие. Однако, состава преступления в деятельности Владимира начальство не нашло, зато для себя сделало вывод, что Владимир не тот человек, который положит свою душу ради плана. В районе подумали- подумали и перевели Ивачева директором на только что открывшуюся станцию искусственного осеменения.
Дело это было новое, искусственное осеменение только- только начинало внедряться в советском животноводстве. Ивачев несомненно был хорошим организатором, плана тогда еще на новую отрасль не придумали и он, по мнению районного руководства, был именно тот человек, который на этом месте и нужен.
На новом месте Владимир работу начинал с ноля. Первый год, пока строилась производственная база, комплектовался штат, отбирались лучшие быки – производители, Владимир, где мог, доставал и изучал литературу по искусственному осеменению. Литературы оказалось негусто, отечественная академия сельскохозяйственных наук до недавнего времени отрицательно относилась к искусственному осеменению, уже широко применявшемуся за рубежом, поэтому каких-либо толковых наработок у академиков не было. Знания приходилось собирать по крупицам.
Через год работать начали, как могли, на базе тех знаний и тех инструкций, что имели, понемногу нарабатывая и накапливая опыт. Еще через год подвели первые итоги и ужаснулись, яловость при искусственном осеменении составила почти тридцать процентов.
В поисках причин Владимир снова погрузился в чтение соответствующей литературы. В одной из брошюр, написанной американским фермером и переведенной на русский язык, он прочел о том, что этот фермер через несколько дней после искусственного осеменения прогоняет коров мимо быка, и те коровы, которые не забеременели, при виде быка возбуждаются. Он их подвергает повторному осеменению и, таким образом, яловость бывает, как редкое исключение.
Владимир предложил внедрить этот метод председателям колхозов. Председатели возмутились:
– Тогда зачем нужна станция искусственного осеменения, – дружно заявили они, – мы своих быков давно сдали на мясо, а теперь нам говорят, покупайте и заводите быков снова. Ивачев свои промашки в работе хочет загладить путем возврата к старому.
Районное начальство согласилось с доводами председателей. Ивачеву закатили строгий выговор, обязали устранить упущения в работе, а еще через год, когда с яловостью картина повторилась, ему вменили в вину недоработки, приведшие к сокращению поголовья скота в районе, и уволили с работы.
Вот так, в общем-то, за правильными словами и лозунгами социалистов-идеологов следовали, доведенные до абсурда, дела партийцев-управленцев.
С повышением уровня грамотности в стране, народ все отчетливее стал понимать несостоятельность, формализм и лицемерие существующей власти. Свою несостоятельность, похоже, стала осознавать и власть. И как только во главе государства стал говорливый, но недалекий и нерешительный правитель, появилась кучка наглых и дерзких людей, вырвавших из его рук власть.
Они пообещали народу, что вместо партийной власти, у них будет власть закона, а вместо партийцев управлять будут профессионалы, иначе говоря, юристы. Они только слукавили, или забыли, что виднейшие социалисты тоже были юристами и тоже обещали, что народом будет управлять сам народ, руководствуясь справедливыми народными законами. А что получил народ на самом деле?
Но наш народ доверчив, как малое дитя. Сколько его ни обманывали, а он все верит в то, что придет добрый дядя и, не щадя сил своих, отказывая самому себе во всем самом насущном, будет трудиться на его благо. Он не замечает того, что в юридических учреждениях во все времена было больше всего бюрократии, волокиты, безответственности и бестолковщины, что и при социалистах адвокаты и юристы брали большущие деньги со своих клиентов и, при этом не отвечали за исход дела.
Поднаторев на словоблудии, юристы уверяли народ, что только они способны осчастливить народ, что только при их правлении в сферу производства придет хозяин, деловой человек получит свободу деятельности, творческая личность получит свободу творчества, что страна оживет и наступит благоденствие.
Народ в очередной раз поверил новоявленным «заступникам народным» и в очередной раз обманулся.
Новоявленные государственные деятели от юриспруденции, в первую очередь, заменили социалистическую идеологию на идеологию наживы, а вместо власти закона установили власть денег. Провернувши хитроумную аферу, прибрали к своим рукам все народное богатство. Народ не успел и глазом моргнуть, как оказался ни с чем. Благоденствие наступило для ловкачей и бандитов, а что касается простого народа - производителя материальных благ, то он впал в нищету, и пожаловаться было некому.
– Зато вы можете теперь свободно говорить, что хотите и с кем хотите, хоть на кухне, хоть на улице, хоть поодиночке, хоть кучками, - великодушно объявили народу юристы, власть предержащие. - Только, если на улице и кучками, то возьмите на это у нас разрешение. Но если мы не разрешим, а вы не послушаетесь, станете своевольничать, соберетесь митинговать без разрешения, то отведаете дубинок.
Всякая особь стремится наплодить себе подобных. Юристы не являются исключением из правил. Придя к власти, они первым делом упразднили систему профтехобразования. Затем, под предлогом того, что стране, якобы, не нужно столько специалистов, сколько до того готовили техникумы и вузы, они значительно сократили подготовку инженерно–технических кадров, а вместо них почти в каждом среднем и высшем учебном заведении пооткрывали факультеты юристов и менеджеров.
И начал бюрократический аппарат пышно расцветать и множиться. Вскоре расплодилось такое огромное количество контор и структур, в которых стали безраздельно властвовать десятки тысяч чиновничьих самодержавий, что ни деловому человеку, ни творческой личности не только созидать, но и жить стало тошно. А огромная армия юристов-бюрократов, множась и набирая силу, завалила страну таким количеством законов, инструкций и подзаконных актов, что не только простой обыватель утонул в этом их бумаготворчестве, но даже президент и премьер-министр, ограниченные механизмом бюрократии, не могут совладать с этой бюрократией и внедрить в жизнь самые лучшие свои намерения.
Чтобы народ не тошнило от бюрократии, юристы ловко подменили понятие бюрократия на созвучное ему слово демократия, вложив в него смысл вседозволенности. При вседозволенности они стали культивировать свои самые грязные вожделения, самые бесстыдные домогательства, мздоимство, безнравственность и бескультурье. Их божеством стал доллар, а совесть и патриотизм они предали забвению, как качества не совместимые с их божеством.
На поверку формализм, бюрократизм и крючкотворство юристов оказались намного тяжелее бюрократизма партийцев. Многие светлые головы, и лучшие умы, чтобы не погибнуть под гнетом бюрократии, вынуждены были покинуть страну и искать счастья за рубежом.
Лихо стало и руководителям производственных предприятий. Чтобы прокормить огромную ораву чиновников (а чиновники оценивают свой труд куда дороже труда производителей хлеба насущного и любят куда как сладко пожить) потребовались значительные средства. Чтобы добыть эти средства чиновники обложили производителей таким количеством налогов и податей, какое партийцам не снилось и в дурном сне. Теперь и городской труженик, и сельский уравнялись в своей нищете, а смертность намного превысила рождаемость.
При новой власти колхозы упразднили, колхозное имущество разделили между колхозниками. Владимиру Ивачеву при дележке достался бывший телятник и десять коров. Став единоличником, Владимир обрел надежду на то, что теперь-то никакие партийцы ему не указ, что он может вести хозяйство так, как считает нужным, и что его жизнь теперь пойдет несравненно лучше. Но вскоре оказалось, что он обязан зарегистрировать свое фермерское хозяйство в районном центре, открыть счет в банке, стать на статистический учет в областном центре и получить идентификационный номер налогоплательщика в районной налоговой инспекции. И пошел Владимир по инстанциям, и в каждой из них от него потребовали и заявление, и устав, и учредительный договор и еще ряд документов. И в каждой из инстанций от него требовали бумажку от других инстанций, и везде нужно было отстоять огромную очередь, и нигде вопрос сразу не решался, к одним нужно было снова приезжать через три дня, к другим через неделю, а куда и через месяц. И опять бумажки, и опять очереди.
С трудом и большой нервотрепкой, Владимир, наконец, получил свидетельство о регистрации фермерского хозяйства. Можно было спокойно работать. Но, как оказалось, радоваться было рано. На него, как из рога изобилия, посыпались налоги. Не успеет он изучить закон и инструкцию по одному налогу, как чиновники вводят новый налог. Через год Владимир должен был уплачивать уже семь разных налогов.
По роду своей деятельности чиновник не ищет живого дела, по всякому поводу он пишет соответствующую бумагу и требует отчета. И чиновнику нет дела до твоих трудностей, ему привези отчет в срок и по соответствующей форме, а не уплатишь налог, или не представишь отчет в установленный срок, плати штраф и жди проверку, во время которой, чиновник у тебя всю душу вымотает.
И это бы вытерпел безответный крестьянин, если бы его труд был достойно оплачен. Однако с оплатой дело обстояло еще хуже, за молоко платили так мало, что денег не хватало не только на приличную зарплату, но и на покрытие затрат на содержание фермы и уплату налогов. А тут еще и единственный в районе молокозавод после приватизации новые собственники переделали в ночной клуб с рулеткой и игровыми автоматами, и молоко стало девать некуда.
Одну за другой Владимир перевел коров на мясо, а мясо свез на городской рынок. В освободившемся помещении, он устроил курятник.
С курами, казалось ему, дела пойдут лучше. Куры не требуют столько затрат на единицу продукции, как коровы, да и саму продукцию, представлялось ему, реализовать будет легче и прибыльней.
Но и здесь власть юристов оказалась верной сама себе. Чиновники по дешевке закупили куриные окорочка в Америке, завалили дешевыми окорочками прилавки всех магазинов и рынков, в результате чего Владимир в очередной раз прогорел со своим производством. И не только Владимир. В государстве также стали не рентабельными и разорились многие крупные птицефабрики.
«Вот тебе, бабушка, и юристов день!» – с горечью подвел итог Владимир.
Интересно, какой властью нас прельстят краснобаи и демагоги в очередной раз?

[Leon]

МУРАШКО

Это в наше время вопрос об отношении личности и общества никого не занимает. А вначале двадцатого столетия и вплоть до его восьмидесятых годов на эту тему философствовали повсеместно, и особенно в научных и студенческих кругах. Одни утверждали, что общественный прогресс без гениальных личностей невозможен, другие, наоборот, говорили, что никакая личность не способна ничего изменить в обществе, пока само общество не созреет для этих перемен. Кто победил в этом споре не ясно до сих пор. Лично мне в моей жизни пришлось встретить одну незаурядную личность, которая заставила и меня немало поразмышлять на эту тему.
В 1916 году в Петербурге был пойман на мошенничестве, осужден и приговорен к каторжным работам в глухих местах восточной Сибири, аферист международного масштаба, некто Мурашко. По дороге к месту ссылки, уже на подъезде к месту назначения, этот Мурашко как-то ухитрился сбежать от конвоиров. Конвоиров за ротозейство, естественно, наказали, Мурашко по всей округе объявили в розыск. Но он как в воду канул. Вскоре произошла революция, за ней последовала другая, в стране началось смутное время, и властям было не до какого-то там Мурашко.
Мурашко же после побега объявился в одном из отдаленных поселков Чукотки, женился на чукчанке и зажил себе среди чукчей свободно и беззаботно.
Началась коллективизация. Сельчане доложили в Анадырь, что колхоз у них создан, председателем колхоза избран Мурашко, а его заместителем представитель коренного населения чукча Тынескин. И поскольку колхоз, возглавляемый Мурашко, заработал сразу без сбоев и каких бы то ни было организационных трудностей, то начальство из центра к ним не заглядывало, было немало забот с отстающими колхозами. И как-то так получалось, что и самого Мурашко в Анадыре начальство никогда не видело. Колхоз на всех совещаниях представлял заместитель председателя колхоза чукча Тынескин. На заботливый вопрос руководства: « Как работает колхоз и какая требуется помощь? » ,- чукча неизменно отвечал:
- Харасо работаем, алешка пасем, рыбешка ловим, помащ не нада, плана выпалняем.
Начальство такими ответами бывало весьма довольно.
Даже когда появлялась какая-нибудь заминка со сдачей продукции, или задержка с оплатой, то звонил не председатель колхоза, а его заместитель Тынескин, который спокойно, но требовательно говорил в трубку:
- Таварися насяльник, однака абизают сюкся, ни забирают рыбешка, испортиса рыбешка, патом кто его вазмет?
И начальство давало разгон заготовителям, продукцию немедленно забирали.
Или в других случаях. В кабинете председателя исполкома раздавался телефонный звонок. Звонил Тынескин:
- Таварися насяльник, однака абизают сюкся, загатавитель деньги ни атдает, сюкся савсем галодный ходит, памирать скора будет, савсем кусать нисего нету.
Обижать малые народы у советской власти считалось недопустимым, деньги поступали, колхоз работал, план выполнялся и по рыбе, и по мясу, и по сдаче пушнины. О Мурашко у начальства сложилось мнение, что он человек деловой и к тому же скромный, не выпячивает ни себя, ни свои заслуги, на переднем плане у него стоят национальные кадры. У начальства даже зародилась мысль представить Мурашко к правительственной награде, а его опыт организации колхозного дела распространить по всему региону.
В колхоз к Мурашко направили уполномоченного раисполкома, чтобы он посмотрел на месте, что там и как, и дал бы свои соображения по всем интересующим начальство вопросам.
Уполномоченный застал в колхозной конторе одного пьяного Тынескина. На вопрос:
- Где председатель? – тот ему вразумительного ответа не дал.
Уполномоченный пошел по поселку, чтобы через жителей разыскать Мурашко, но кого он ни спрашивал все ему отвечали одинаково:
- Ни знаем, аднака. Мозит рыбешка ловит.
Ни с чем уполномоченный вернулся в контору. Он потребовал у Тынескина предоставить ему всю бухгалтерскую документацию за последний год. Тынескин достал из ящика стола тоненькую папочку с торчащими из нее несколькими бумажками. Уполномоченный раскрыл папочку, взглянул на первый листок, и по его телу пробежал морозец. На замызганом с масляными пятнами листе, пляшущими буквами, должно быть по пъянке, было начертано: « Сему Иванову выдать 10 тыс руб Ивашко ». На следующей подобной бумажке значилось: « Сему Ятыргину выдать 25 тыс руб Ивашко ». Такие суммы по тому времени были, если не сказать, что баснословные, то и весьма не малые. И когда уполномоченный дошел до суммы в 30 тысяч, ему все стало ясно: деньги из колхозной кассы тратились не по назначению, деньгами распоряжался Мурашко единолично и весьма расточительно. Уполномоченный захлопнул папочку, взял ее подмышку и отбыл в район.
Районное начальство всполошилось. Как это они, понадеявшись на хорошие показатели колхоза, могли проморгать такое безобразие?
Требовалось незамедлительно принимать меры, исправлять допущенный промах. Мурашко надо отдать под суд, а на его место срочно найти замену.
С кадрами в районе было не густо, грамотных людей было раз-два и обчелся, а время не терпит. Решили в колхоз на исправление отправить одного проштрафившегося заготовителя.
Уполномоченный с кандидатом в председатели приехали в колхоз. Мурашко, как и прежде, на месте не оказалось. Искать его пока не стали, не было нужды. Решили, что так даже и лучше, не будет влиять на настроения колхозников.
Уполномоченный приказал Тынескину вечером собрать колхозников на общее собрание. Чукчей набилось – полная контора. Из мебели в конторе было две табуретки и небольшая скамейка. Представители района уже сидели на табуретках, Тынескин занял скамейку, а чукчи, как видно, по привычке расположились на полу.
Уполномоченный доложил собравшейся публике создавшуюся ситуацию, особенно налегая на то, что Мурашка обманывал их, расхищал и транжирил их народные, общественные деньги. Чукчи слушали молча, покуривая свои самодельные трубочки.
Уполномоченный предложил колхозникам вместо Мурашко избрать другого, хорошего, честного председателя и представил его собравшимся. Кандидат в председатели встал с места и, не говоря ни слова, продемонстрировал себя народу. Уполномоченный, надеясь, что достаточно хорошо убедил колхозников в необходимости переизбрания председателя колхоза, предложил проголосовать за предложенного кандидата. Чукчи отрешено молчали, руки никто не поднял.
- Ну, что же вы? Голосуйте, поднимайте руки! – понуждал их уполномоченный.
- Мураска харосий, - долетел до слуха уполномоченного спокойный не громкий голос кого-то из чукчей.
- Какой же он хороший?! – вскипел уполномоченный, - Я же вам рассказал, какие он безобразия вытворял, пользуясь вашей доверчивостью и нашим к нему доверием! Неужели вы ничего не поняли? Так я еще раз вам все объясняю…
И уполномоченный еще раз подробно изложил все свои аргументы, подтверждая их документами из злополучной папочки. Чукчи, все также молча, слушали, попыхивая трубочками.
- Ну что, убедил я вас? – спросил в заключение уполномоченный.
- Мураска харосий, - ответил ему тот же спокойный тихий голос.
Уполномоченный растерялся. Все аргументы были исчерпаны, казалось, перед ним были не люди, а глухая каменная стена. Он сел, задумавшись. Не двинулись с места и чукчи.
В томительной неопределенности прошли две-три тягостных минуты. Но вот, уполномоченный как бы очнулся. Он поднял голову, вперил жесткий взор в сидящих перед ним людей, затем перевел взгляд на Тынескина, приказал ему запереть входную дверь на ключ, забрал ключ себе и сурово объявил народу:
- Ну, вот что, друзья мои, вы будете сидеть тут у меня, пока не поумнеете, никого не выпущу до тех пор, пока не проголосуете, как надо.
Уполномоченный устало сел на табуретку, положил руки на стол и опустил на них голову. Чукчи продолжали сидеть в отрешенной задумчивости, потели в своих кухлянках, степенно, неторопливо курили.
Ночь тянулась бесконечно долго. Обе стороны сошлись в ожидании, кто кого переупрямит. Под утро среди чукчей послышался тихий говорок на родном наречии. Через пару минут говорок утих, наступила тихая пауза, длившаяся может быть с минуту. Паузу оборвал, сидевший сзади всех старик:
- Таварися насяльник, если ты хосешь мы возмем новый переседатель, толька мы ево все равно убием.
Перепугавшийся претендент на председательскую должность поспешил заявить о самоотводе. Чукчей отпустили по домам. Эмиссары, не мешкая, уехали.
Прошло чуть больше недели. В районе подобрали новую кандидатуру на должность председателя. Предыдущий претендент так испугался, что отказался ехать в этот колхоз на отрез, как его ни уговаривали, и какими наказаниями ни стращали. На этот раз решили действовать другим методом, для чего состав делегации пополнили работником НКВД.
Пока работник НКВД своими чекистскими методами отыскивал Мурашко, уполномоченный попытался осмотреть колхоз. Эта попытка неожиданно привела его к пониманию того, что колхоза-то как такового и не было, во всяком случае, в том виде каким настоящий колхоз представлялся районным чиновникам. Стада оленей, как и прежде, принадлежали своим хозяевам, лодки и рыболовный инвентарь обобществлены не были. Собственники, под видом колхозников, через Мурашко сдавали продукцию государству, через Мурашко же получали и деньги за свой товар. Всех это устраивало, всем это нравилось, и с этим надо было что-то делать.
Найти Мурашко оказалось не сложно, оказалось, что он никуда не прятался и охотно пришел в контору. Представитель НКВД без лишних слов ввел его в курс дела и потребовал:
- Ты должен убедить чукчей, чтоб они освободили тебя от должности председателя и новым председателем колхоза избрали вот этого товарища, - он указал пальцем на сидящего рядом человека с туповатым выражением лица.
- Хорошо, - сказал Мурашко, улыбнувшись по-детски светлой и наивной улыбкой. - Собирайте собрание.
Чукчи к назначенному часу собрались дружно. Как и прежде, уселись на полу. Уполномоченный сказал вступительную речь, представил собранию нового кандидата на должность председателя колхоза:
- Вот и товарищ Мурашко просит вас о том, чтобы вы проголосовали за нового председателя, - заключил свое выступление уполномоченный.
Все это время Мурашко стоял возле стола, опершись плечом о стенку. Обе табуретки и скамейку заняли приезжие товарищи. На скамейке можно было сесть и еще одному человеку, но Мурашко сесть за стол не предложили, желая, видимо, таким образом показать, что ему не место рядом с порядочными людьми. Мурашко, похоже, не придал значения нарочитому унижению. Когда ему позволили говорить, он просто и не громко сказал:
- Я живу здесь с вами не один год. Вы меня хорошо знаете. Работали мы с вами мирно и дружно, а сейчас вы отпустите меня, пожалуйста, я сам не хочу быть председателем.
- Мураска ни хощит. Мураска сам ни хощит, - заговорили между собой чукчи. – Мураска хароши. Нада атпускать Мураска, аднака.
Наторевший в таких делах уполномоченный, тут же, поставил вопрос на голосование. Чукчи дружно подняли руки. Дело было сделано. Уполномоченные уехали восвояси, захватили с собой и Мурашко.
Новый председатель взялся за дело так, как того требовали инструкции по организации колхозов. В первую очередь он выписал из района двух бухгалтеров и учетчика, чтобы переписать и учесть, находившееся в собственности у чукчей народное достояние. Чукчи, в большинстве своем, откочевали в тундру, в которой они были, что называется, в своей стихии. Учетчики гонялись за ними по тундре, но пересчитать всех оленей и всего имущества не смогли. Задача оказалась невыполнимой. Кое-что из того, что было поближе и на виду, конечно, записали, остальное прикинули на глазок и тоже поставили на учет.
Когда подошел срок поставок продукции, новое руководство, не смотря на то, что очень старалось, не собрало и половины того, что давал колхоз при Мурашко. Но чиновники и в те времена и теперь одним миром мазаны. У них психология неизменная. Если дела идут плохо - значит не хватает чиновников для управления этими делами и, не мудрствуя, создают новое управление, отдел, комитет, комиссию или другую подобную бюрократическую структуру, хотя на практике получается совсем наоборот: чем больше контор и чем больше людей восседает в этих конторах, тем больше неразберихи, волокиты и неуправляемости. За примерами далеко ходить не надо, мы с этим встречаемся каждодневно. Контор и чиновников наши власти расплодили во множестве, а жить простому люду от этого уютнее не стало.
В колхозе события следовали по такому же принципу. Чтобы оленьи стада приростали новыми головами, решили дело поставить на научную основу. В колхозе появился сначала зоотехник, потом ветеринар. За ними последовали и другие «специалисты». Вскоре, в той конторе, где когда-то уполномоченного встретил лишь один Тынескин, сидело столько управленцев, что поставить еще хотя бы один стол было уже некуда, и некоторые « специалисты » вынуждены были делить один стол на двоих, так что постороннему человеку могло показаться, будто сидят они друг у друга на головах. И все эти люди что-то писали, читали, щелкали костяшками счет, сверяли записи, словом были заняты делом. Однако, поголовье оленей почему-то неуклонно сокращалось, добыча рыбы и пушнины уменьшалась. Мало того, не смотря на то, что в колхозе организовали медпункт, стали обследовать и лечить население, численность населения тоже начала сокращаться. Вскоре колхоз стал убыточным, а затем и дотационным.
Зато все было организовано по правилам, ведь чиновнику не важен результат, а важно, чтоб все было сделано по инструкции. Среди руководителей тогда ходила даже поговорка: « Не важно то, как ты поработал, главное в деле то, как ты отчитался!»
И вы, пожалуй, согласитесь со мной, что если делами руководит толковый , деловой человек, большой конторы и не надобно, дела будут идти как бы сами собой..
Ну, а что касается дальнейшей судьбы Мурашко, то я о нем больше ничего не слышал и ничего сказать не могу Но, судя по тому, что у советской власти с неугодными людьми разговор был короткий, расстреляли, наверно, если он не ухитрился сбежать и на этот раз.

[Leon]

ИИСУС ХРИСТОС

Приход наш и уход – загадочны.
Их цели все мудрецы земли
осмыслить не сумели.
Где круга этого начало,
где конец, откуда мы пришли,
куда уйдем отселе?
Омар Хайям

– Я не Исус Христос, чтобы все предвидеть и творить чудеса, – огрызнулся на упрек своей жены, сидящий за обеденным столом в столовой, средних лет мужчина. Он недовольно нахмурился, придвинул к себе тарелку, взял ложку, склонился над тарелкой, и, впав в задумчивость, стал машинально размешивать в тарелке суп.
Став невольным свидетелем этой сцены, я подумал: «А в самом деле, что это за личность – Иисус Христос?»
Вообще-то, Христос – слово греческое, на русский язык переводится, как помазанник. Применительно к Иисусу, Христос понимается как Божественный посланец. Церковь утверждает, что Иисус Христос не просто посланец, а даже Сын Божий.
Атеисты же доказывают, что ни Бога на небе нет, ни Христа на земле не было, что это мифические личности, сравнительно недавно выдуманные церковниками.
Но оставим атеистов с их примитивным мировоззрением заблуждаться и дальше, заметим только, что глупо полагать, будто, если мы чего-то не видели, не ощущали, или не знаем, то этого не было, и нет во всей вселенной.
Я, пожалуй, согласен с теми, кто говорит, что сколько на земле людей, столько и мнений. Поэтому не удивительно, что, выстраивая современное миропонимание, один философ противоречит другому, и оба, скорее всего, заблуждаются.
Иисус Христос, безусловно, был реально существующей личностью уже хотя бы потому, что существует учение Христа, а у каждой объективно существующей вещи есть свой творец. Но для того, чтобы понять сущность Христа необходимо вначале, хотя бы примитивно, представить сущность Бога, а вместе с тем и сущность человека.
Нам, имеющим начало, довольно трудно представить и понять (но понять надо), что вселенная и вместе с ней вселенский разум не имеют своего начала, они существуют извечно. Поэтому общепринятая современной наукой гипотеза о том, что вселенная образовалась в результате большого взрыва, является самой нелепой чушью, какую только можно придумать. И не вселенский разум, не имеющий начала, создал вселенную из ничего, и не из вселенской материи сам по себе возник вселенский разум, а просто, вселенский разум есть одна из извечных форм существования извечной материи.
Если посмотреть на природу вещей, то не трудно заметить огромное многообразие микро- и макрокосма. Во вселенском многообразии, очевидно, существует многообразие и разумных существ. Однако ошибочно полагать, что все разумные существа во вселенной должны быть похожими на нас и иметь биологическую сущность. Форм и видов разумных существ во вселенной огромное количество. Одним из видов разума, например, может быть разумное существо в виде поля. И это наиболее вероятная форма вселенского разума, примитивным аналогом чему является кибернетическая техника, производящая разумные действия на основе электрических полей.
Всех разумных существ, которые, так или иначе, упоминаются в религиозной литературе и народных преданиях, условно можно разделить на четыре категории. К первой категории относится Вселенский разум – нечто глобальное и невообразимое, такое, что человек не способен ни понять, ни представить.
Вторая категория – Космический разум, который имеет поляризованную сущность, и по силе поля условно разделяется на три уровня. Первый уровень – это Боги (Иегова, Саваоф, Аллах), обладающие мощнейшим энергетическим потенциалом, способным поразить человека даже на большом расстоянии. Второй уровень Херувимы и Серафимы – существа подобные Богу, входящие в его окружение, обладающие менее мощным полем. Но были ли у них контакты с людьми неизвестно, поскольку, об этом нигде не говорится. И третий уровень – Ангелы, способные находиться рядом с Богом и вместе с тем, обладающие полем, не поражающим человека. Почему Ангелы и являются посредниками между Богом и людьми.
Третья категория – Земной разум, имеющий так же три уровня: людей, животных и растения.
Четвертая категория является, как бы, антиподом второй и третьей категории и представляет собой параллельный мир, тоже имеющий три уровня. Первый уровень занимают Дьяволы (Сатана, Вельзевул, Люцифер), по сущности соответствующие Богам. Второй уровень – Бесы и Демоны, обладающие менее мощным полем, по своей сущности соответствующие Херувимам и Серафимам. Третий уровень занимает, так называемая, нечисть, или черти, по сущности соответствующие Ангелам и проявляющие себя в повседневной жизни человеческого сообщества в виде разного рода полтергейстов.
Осмелюсь предположить, что неопознанные летающие объекты – это могут быть и инопланетяне, и, скорее всего, представители параллельного мира, которые способны свободно обитать, как в космическом пространстве, так и в недрах земли, в, так называемой, преисподней. С ними-то люди сталкиваются довольно часто, некоторые современные женщины даже утверждают, что «инопланетяне» входили к ним на ложе и занимались с ними сексом. Были, якобы, даже случаи, что от такого соития рождались дети, но детей вместе с матерями забирали куда-то спецслужбы, и о их дальнейшей судьбе никто из обывателей не ведает. Но речь не о них. Поговорим лучше о Богах и их окружении.
В Библии написано: «И вот благовестие, которое мы слышали от Него ( Христа ) и возвещаем вам: Бог есть свет.» (Первое послание Иоанна гл.1, ст.5).
Но ведь свет – это электромагнитные волны в интервале частот, воспринимаемых человеческим глазом, и частот, лежащих за пределами человеческого восприятия, не так ли?
Обычный свет физики в какой-то мере изучили. Но, вероятно, свет тоже многообразен. Возможно, есть свет, о котором мы не ведаем. И этот свет обладает необычайными свойствами, в том числе высокоразвитым интеллектом.
Далее, еще на одну сущность Бога указывает Апостол Иоанн. Он говорит: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь.» (Первое послание Иоанна гл.4, ст.8). Но в слово любовь Иоанн вкладывает не тот смысл, который вкладываем в это слово мы, подразумевая под ним определенные чувства. Подлинный смысл этого слова раскрывает Апостол Павел: «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства.» (Послание Колоссянам гл.3, ст.14).
Если совместить определение «Бог есть свет» и «Бог есть любовь», то не трудно сделать вывод, что сущностью Бога является электромагнитное поле, обладающее совершенным разумом. Причем это поле настолько мощное, что человек, попавший в зону его действия, мгновенно погибает. «Лица моего не можно тебе ( Моисею ) видеть, потому что человек не может увидеть меня и остаться в живых.» (Исход гл.33, ст.20).
И еще более яркую картину Божественной сущности описывает Моисей: «Были громы и молнии, и густое облако над горою, и трубный звук весьма сильный. Гора же Синай вся дымилась от того, что Господь сошел на нее в огне, и восходил от нее дым, как дым из печи, и вся гора сильно колебалась.» (Исход гл.19, ст.16, 18).
Вот, что такое Боги.
А что такое человек?
Здравомыслящие люди вряд ли могут поверить утверждению ученых-эволюционистов о том, что все живое на земле, в том числе и человек, олицетворяющий вершину развития животного мира, якобы, возникли сами по себе путем эволюционной организации элементарных частиц в сложнейшие биологические соединения и системы.
Утверждение же того, что все живое на земле есть творение космического разума, выглядит куда более убедительно, ибо вряд ли возможно, чтобы такая сложная, необыкновенно гармонично устроенная биологическая система как человек могла сложиться сама собой.
В Библии написано: «И сказал Бог: – Сотворим человека по образу нашему, по подобию нашему. (Бытие гл.1, ст.26).
И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою.» (Бытие гл.2, ст.7).
И действительно, человек создан по подобию Божию, поскольку, если здраво поразмыслить, то окажется, что сутью разумного человеческого существа является не белок и клетка, как полагают некоторые, а биополе. Человеческое тело – это, если можно так выразиться, электрический прибор на биологической основе, жизнь которому дает электрическое поле. Уберите поле, и прибор работать не станет.
Надо полагать, что и болезни у человека возникают по причине нарушений в структуре биополя, и причину смерти надо искать в неспособности организма генерировать и сохранять нормальное, качественное биополе. Не случайно же многие мудрецы призывали не тело лечить, а душу.
Осмелюсь утверждать, что разноголосица о человеческой сущности объясняется тем обстоятельством, что Творец скрыл от нас цель, ради которой он создал на земле животный мир. Если бы люди знали, для чего космическому разуму нужны эти творения, стали бы понятными и рождение, и смерть, и то, что ожидает нас после смерти. Было бы понятно еще многое, что теперь является загадкой, в том числе и то, для чего нужно было рождение Иисуса Христа. О его предназначении не было бы споров и кривотолков.
Судя по всему, человек оказался неудавшимся творением Бога. Вопреки ожиданиям, в своем развитии он пошел не по пути совершенствования духовного (разумного) начала, а по пути развития начала животного.
«И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их было зло во всякое время. И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце своем.» (Бытие гл.6, ст.5–6).
Чтобы исправить ошибку, Бог выбрал из среды людей самую достойную с точки зрения нравственности семью Ноя, велел Ною построить ковчег и устроил всемирный потоп. Таким образом, Богом был сделан первый естественный отбор среди людей и животных.
Но после потопа в человеческой сущности мало что изменилось, как был человек несовершенным, таким он и остался, иначе говоря, как вполне разумное существо человек не сформировался до сих пор.
«И сказал Господь в сердце своем: – Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его, и не буду больше поражать всего живущего, как я сделал.» (Бытие гл.8, ст.21).
На этот раз Бог решил усовершенствовать человеческую сущность до уровня сущности Ангелов, но таким образом, чтобы по форме, оставаясь человеком, он обладал свойствами, которые позволили бы ему находиться рядом с Богом и не погибнуть.
«Мы теперь дети Божии, но еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будем подобны ему, потому что увидим его, как он есть.» (Первое послание Иоанна гл.3, ст.2). «И (люди) умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божии.» (Ев. Луки гл.20, ст.36).
Современная наука, на основе наблюдений и расчетов, пришла к мнению, что наше солнце через какое-то время расширится в объеме до гигантских размеров и поглотит и землю с луною, и другие планеты. Впрочем, похоже, у людей не хватит терпения дожидаться этого катаклизма. Люди, будучи еще до конца не сформировавшимися, как разумные существа, сами подожгут землю. Это можно сделать уже сейчас с помощью ядерного оружия, но, кроме того, ученые обещают в ближайшее время создать установку способную разогреть атмосферу земли до такой степени, что земля при этом вспыхнет как факел.
Не исключено и то, что земля загорится от столкновения с кометой или с астероидом. Возможно, и в солнце врежется какое-то огромное космическое тело, от чего солнце взорвется и опалит своим пламенем землю.
Однако, не будем строить дальнейших догадок о том, от чего загорится земля, но обратимся к Библии, где Апостол Петр написал: «Придет же день Господень, как тать ночью, и тогда небеса с шумом прейдут, стихии же, разгоревшись, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят. Впрочем, мы, по обетованию его (Бога), ожидаем нового неба и новой земли, на которых обитает правда.» (Второе послание Петра гл.3, ст.10,13).
Итак, в будущем, предвидя катастрофу земли, а возможно и всей солнечной системы, Бог собирается переселить людей на какой-то другой космический объект. Но каким образом? Понятно, что в том виде, в котором люди пребывают теперь, их переместить далеко в космическом пространстве, да еще и в большой численности, невозможно. Необходимо изменить человеческую сущность.
Такие опыты по изменению человеческой сущности Бог уже проводит и на земле, и за ее пределами.
Первым за пределы земли был взят Енох. «И ходил Енох пред Богом, и не стало его, потому что Бог взял его.» (Бытие гл.5, ст.24). Что стало с Енохом в дальнейшем, в Библии не повествуется. Очевидно, с Енохом эксперимент не удался.
Енох был человеком допотопным, и каким образом Бог взял его на небо в Библии не говорится. Зато второй человек (Илия), уже после всемирного потопа, был взят, судя по всему, на космическом корабле. «Явилась колесница огненная и кони огненные, и понесся Илия в вихре на небо.» (Четвертая книга царств гл.2, ст.11).
С Илией эксперимент оказался вполне удачным. В новой своей сущности он побывал на земле уже без использования космического корабля. «И вот, два мужа беседовали с ним (Иисусом Христом на горе), которые были Моисей и Илия. Явившись во славе, они говорили об исходе его, который ему надлежало совершить в Иерусалиме.» (Ев. Луки гл.9, ст.30–31).
Однако, одно дело - космический корабль для одного человека, и совсем другое дело, когда речь идет о массе людей. Для человечества космических кораблей потребуется огромное количество, столько, что даже не хватит места, чтобы разместить их на поверхности земли. Понятно, что и стартовать все эти корабли не смогут, так как их старта не выдержит ни сама земля, ни земная атмосфера. Следовательно, задача усложняется многократно, и становится очевидной необходимость более рационального решения проблемы переселения людей в иные миры, а именно, изменение самой человеческой сущности таким образом, чтобы отпала потребность в каком бы то ни было космическом аппарате.
Сказания о существовании на земле богочеловеков встречаются в эпосах разных народов. Это и Гильгамеш в Месопотамии, и Тики в Полинезии, и Зигфрид у германцев. Греки, например, повествуют о том, что Боги сочетались с людьми, в результате чего рождались Герои, наделенные необыкновенными качествами. В библии тоже есть подобные свидетельства: «В то время были на земле Исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им.» (Бытие гл.6, ст.4).
Однако, все эти необыкновенные создания, похоже, предназначались для жизни на земле, а не для космоса. Для перемещения в космическом пространстве требовалась качественно более совершенная человеческая сущность. Такой сущностью и стал Иисус Христос. «Иисус сказал: Я есмь путь и истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу (Богу), как только через меня.» (Ев. Иоанна гл.14, ст.6).
Родила Иисуса обычная еврейская женщина Мария. «Ангел, вошед к ней, сказал: И вот, зачнешь во чреве и родишь сына, и наречешь ему имя Иисус. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда я мужа не знаю? Ангел сказал ей в ответ: Дух Святый найдет на тебя, и сила Всевышнего осенит тебя; посему и рождаемое святое наречется Сыном Божиим.» (Ев. Луки гл.1, ст.28,31,34–35).
Все так и случилось, как предрек Ангел.
После рождения «Младенец возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на нем.» (Ев. Луки гл.2, ст.40).
В двенадцать лет Иисус пришел с родителями в Иерусалим на праздник. Будучи в храме, он беседовал с учителями и священниками. «Все слушавшие его дивились разуму и ответам его.» (Ев. Луки гл.2, ст.47).
По всему видно, что Иисус был не обыкновенным ребенком, а похожим на детей, которые появляются и в наше время, и которых сейчас называют дети индиго.
От двенадцатилетнего до тридцатилетнего возраста, о жизни Иисуса ничего не повествуется. Надо полагать, что ничего выдающегося в этот период жизни он не совершал. Повествование о нем возобновляется лишь с того момента, когда он пришел к пророку Иоанну, чтобы креститься у него. «И когда ( Иисус, окрестившись ) выходил из воды, тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса, и Духа, как голубя, сходящего на него. И глас был с небес: Ты сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение.» (Ев. Марка гл.1, ст.10–11).
С момента сошествия на Иисуса Духа, иначе говоря, некоего энергетического поля, представляющего собой разумную поляризующую субстанцию, которую весьма условно можно сравнить с программным обеспечением компьютера, Иисус стал обладать необычайными экстрасенсорными способностями и превратился из просто Иисуса – сына человеческого в Иисуса Христа – Сына Божия. По его воле «Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют.» (Ев. Матфея гл.11, ст.5).
В эти чудеса вполне можно поверить, потому что и в наше время у людей, которых ударило молнией или электрическим током, открываются подобные способности, хотя и не столь сильные.
Однако, в отличие от людей, попавших под воздействие электрического поля, плоть Иисуса, по сошествии на него Духа, обрела новое качество. Он мог становиться невидимым, мог идти по поверхности воды, мог проходить сквозь стены, внезапно появляться среди людей и растворяться в пространстве, мог создавать из «ничего» аналогичные материальные предметы, как бы размножая их. Словом, получил еще и сущность подобную Божественной сущности, но до того времени ни на земле, ни в космическом пространстве не существовавшую. Поэтому эту новую сущность необходимо было изучить и испытать. Программа испытаний была составлена заранее, и Иисус знал о ней. «Иисус начал открывать ученикам своим, что ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников, и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.» (Ев. Матфея гл.16, ст.21).
При испытании необходимо было узнать, какие свойства сохранились у него от человека, и какие свойства он приобрел от воздействия космического разума.
Выяснилось, что он способен общаться с космическим разумом, как мысленно, так и с помощью речи, а также может видеть, скрытое от человека во времени и пространстве, и трансформироваться из телесной сущности в сущность, подобную Ангельской. «Взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвел их на гору высокую, и преобразился пред ними: и просияло лице его, как солнце, одежды же его сделались белыми, как свет.» (Ев. Матфея гл.17, ст.1–2).
Но смертен ли он, и какие качества у него сохранятся, если он умрет и затем воскреснет. Это предстояло еще выяснить. Между тем, судя по всему, за экспериментом наблюдал не только космический разум, но и представители параллельного мира. «И возвед Его (Иисуса) на высокую гору, диавол показал ему все царства вселенной во мгновение времени. И сказал ему диавол: тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне и я, кому хочу, даю ее. Итак, если ты поклонишься мне, то все будет твое.» (Ев. Луки гл. 4, ст. 5–7).
Приведенный эпизод встречи Иисуса Христа с дьяволом, наводит на размышления о том, что, во-первых, параллельный мир существует, его населяют и им владеют разумные существа (ведь невозможно отдать того, чем не владеешь), во-вторых, Иисус в новой своей сущности способен общаться с представителями параллельного мира и даже подчиняться им (надо полагать, что не по собственной же инициативе он взошел на гору вместе с дьяволом).
О взаимосвязи двух миров, в Библии упоминается неоднократно. Вот одно из наиболее интересных таких упоминаний: «И был день, когда пришли сыны божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана. И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу, и сказал: я ходил по земле и обошел ее.» (Книга Иова гл.1, ст.6–7).
Предлагая Христу перейти в параллельный мир, дьявол, таким образом, избавлял его от предстоящих мучений, намекая ему на то, что зачем, дескать, тебе это надо, ведь, как знать, может статься так, что ты умрешь и не воскреснешь, откажись от эксперимента и живи среди нас, как равный нам.
«Иисус сказал ему в ответ: написано, Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи.» (Ев. Луки гл.4, ст.8). Такая отповедь сатане говорит о том, что Иисус Христос был уверен в удачном завершении эксперимента, поэтому на искушение дьявола не поддался.
Эксперимент продолжился, и в дальнейшем выяснилось, что от человека Иисус унаследовал чувствительность к физической боли и нравственным страданиям, его можно было убить, и он испытывал чувство страха. «(Иисус) пал на лице свое, молился и говорил: Отче мой! Если возможно, да минует меня чаша сия; впрочем, не как я хочу, но как ты.» (Ев. Матфея гл.25, ст.39).
Иисус мужественно перенес все страдания, умер, распятый на кресте, и на третий день воскрес, после чего «Он уже не обратится в тление.» (Деяния Апостолов гл.13, ст.34).
Земная программа испытаний была завершена, теперь ему предстояло пройти второй этап испытаний – в космическом пространстве в обществе космического разума, затем, чтобы в случае положительных результатов, снова вернуться на землю вместе с небесными посланцами и произвести второй (и окончательный) естественный отбор людей, достойных получения бессмертия.
Еще до распятия, Христос дал людям заповеди, в которых содержаться нравственные критерии отбора людей для изменения их сущности и переселения с нашей земли на новую землю под новое небо.
«И вот, некто, подошед, сказал ему (Христу): Учитель, что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Иисус же сказал: не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй, почитай отца и мать и люби ближнего своего, как самого себя.» (Ев. Матфея гл.19, ст.16, 18 – 19).
Кстати, отбор людей для жизни вечной будет производиться как из числа живых, так и среди умерших.
Отобрать и перевоплотить живых людей – это нашему умозрению доступно, не сложно понять и реанимацию умерших, еще не истлевших особей, но воскрешение людей, от которых и праха не осталось – в это поверить довольно трудно. Однако, и на такие сомнения имеется вразумительный ответ. Дело в том, что истлевает только тело (оболочка), а биополе (душа) выходит из тела и, не покидая земных пределов, остается нетленным.
Биополе умершего человека, возможно, находится в состоянии покоя, или, как бы, анабиоза в течение неопределенного времени, пока не обретет новую оболочку. Хотя не исключено, что биополе умерших людей ведет и какое-то активное существование. Во всяком случае, экстрасенсы и провидцы утверждают это с твердой уверенностью. В облике привидений и душ умерших они распознают реальные черты живших когда-то людей. Не исключено, что душа человека – это не какая-то бесформенная материальная субстанция, обитающая внутри человека, а его аура, облекающая тело снаружи.
Для космического разума создать для души новое тело вполне под силу, причем, тело подобное телу Христа, которое способно материализоваться и снова, как бы растворяться, превращаясь в поле.
В библии о самом процессе воскресения из мертвых рассказал Апостол Павел, правда, несколько туманно, но при внимательном прочтении можно понять многое и, между прочим, заметить смысловое сходство с некоторыми нашими рассуждениями.
« Но скажет кто-нибудь: как воскреснут мертвые и в каком теле придут? Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся, ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие.» (Первое послание Коринфянам гл. 15, ст. 35, 51-52)
«Так и написано: «первый человек Адам стал душою живущею», а последний Адам есть дух животворящий. Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное.» (Первое посл. Коринфянам гл. 15, ст. 45-46).
Эта фраза наводит на мысль о том, что, вероятно, по замыслу Божьему душа должна зародиться и развиться в духовно-нравственном отношении именно в биологическом теле, и только покинув бренное тело, она сможет обрести совершенство космическое.
Перед тем, как вознестись на небо, Иисус собрал учеников своих и поведал им: «Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святой, и будете мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее, и Самарии, и даже до края земли. Сказав сие, он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их. И когда они смотрели на небо, во время восхождения его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: Мужи Галилейские! Что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели его восходящим на небо.» (Деяния Апостолов гл.1, ст.8–11).
Вполне понятно, что не на космическом корабле Иисус отправился к иным мирам, а облако взяло его. Возможно, облако представляло собой какую-то нам неизвестную форму материи, способную свободно перемещаться во времени и в пространстве.
Между прочим, некоторые современные пилоты, летавшие в зоне Бермудского треугольника, рассказывают, что попадали в какое-то необыкновенное облако, в котором за считанные секунды их самолет пролетал многие километры.
«При наступлении же дня Пятидесятницы (на пятидесятый день после воскресения Иисуса Христа, прим. автора), все они (Апостолы) были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились; и явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещавать.» (Деяния Апостолов гл.2, ст.1–4).
Приобретение способности разговаривать на разных языках, не изучая их, не является легендой. Эта удивительная, загадочная способность встречается даже в наши дни, хотя чрезвычайно редко. Примером может служить простой русский человек Вили Мельников, который после перенесенной им клинической смерти стал говорить на 102 языках. Причем, он не только говорит, но и читает, как современные тексты, так и древние письмена, вполне понимая смысл написанного.
На Иисуса тоже в свое время сошел Дух Святой, только не в виде огненных языков, а в виде голубя. Значит, Дух Святой тоже бывает разный. По сошествии Духа Иисус получил, кроме экстрасенсорных способностей, новую сущность, Апостолы же новой сущности не получили, потому что у них было другое предназначение. Они должны были, разговаривая на различных языках и наречиях, и творя чудеса, проповедовать всем народам земли, те моральные и духовные ценности, которым их научил Иисус Христос.
Итак, добропорядочные, высоконравственные люди, перевоплотившись в ангелоподобную сущность, покинут землю и обретут бессмертие. «И увидел я (Иоанн) новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали. И отрет Бог всякую слезу с очей их (людей), и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И узрят лице Его… И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильниках, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их, и будут царствовать во веки веков.» (Откровение Иоанна Богослова гл.21, ст.1,4 и гл.22, ст.4–5).
Остальные люди останутся на земле и сгорят вместе с ней, причем, огонь будет иметь столь высокую температуру, что сожжет и человеческие души (биополя). Биополя от воздействия высокой температуры попросту распадутся и утратят свои разумные качества. И это будет окончательная смерть. А у Бога это будет второй (и, вероятно, последний) естественный отбор, по сравнению с первым, более радикальный.
Остается только один вопрос: когда это будет?
А этого точно не знает никто. Возможно Христос должен испытать свою новую сущность в разных условиях и на разных космических объектах.
« В доме Отца Моего обителей много; а если бы не так, Я сказал бы вам: « Я иду приготовить место вам ». И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к себе, чтоб и вы были, где Я». (Ев. от Иоанна гл. 14, ст. 2-3)
Очевидно, требуется много земных лет, чтобы проверить жизнеспособность новой сущности Христа в различных обителях Божьих. Возможно, даже нужно будет внести какие-то изменения и усовершенствования в его сущность. И только после того, как будет получен нужный результат поставленного опыта, он снова придет на нашу землю, чтобы реализовать этот опыт на практике.
Будем ждать.

[Leon]

ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ ТЕТРАДИ

К груди своей прижми ты мои руки
И пару теплых, нежных слов скажи,
Чтобы всегда, всегда в часы разлуки
Я чувствовал тепло твоей души.


* * *


Скажи, подруга юности Глафира,
Где красоты твоей роскошный первоцвет,
Который искренне восторженная лира
Рукой моей ласкала столько лет?
Куда ушло невинности сиянье?
Куда пропал румянец пухлых щек?
А помню, как, бывало, на свиданьях
Меня пленял твой нежный голосок!
Где голос тот, где чудной речи звуки?
Где лучезарность милых карих глаз?
Какими стали маленькие руки,
Которые я грел в своих не раз?

Ах, время, время, почему извечно
Вихрем огненным вперед несешься ты
И не щадишь ни юности беспечной,
Ни женщины редчайшей красоты?


Помню я, что как–то раз
Писал стихи Вам к дню рожденья,
Но не послал их. А сейчас
Они утратили значенье.
Ушло четыре лета в даль,
Мы их по разному прожили.
И радость жизни и печаль
Вы с кем–то поровну делили.
А я? Я был Вам всех родней
(И всех несчастней не едва ли).
Как я любил Вас столько дней
Я напишу, чтоб Вы узнали.
Но только стоит ли писать?
(Ведь все равно судьба не с нами).
Зачем Вам сердце волновать
Влюблено глупыми стихами?
Вы веселитесь – Вам цвести!
Вы страстью огненной пылайте!
А мне осталось, так и знайте,
В саду амурном час пути.

Не думай, что прошла ты не замеченной.
Встретил я тебя и полюбил.
Но делать было нечего–
Ты молода, я к вечеру
Своей никчемной жизни подходил.
Твое явленье необыкновенно.
Так в небе всходит яркая звезда,
Что только мыслью дерзновенной
Достичь возможно во вселенной,
Но не сойтись с ней никогда.
О, если б знала ты, коснувшися случайно
Струн моей хладеющей души,
Как струны эти зазвучали,
Как сиротливо и печально
Я стану жить в моей глуши.
Нет, нет! Ты не осталась незамеченной.
Встретил я тебя и полюбил
Но делать было нечего –
Ты молода, я ж к вечеру
Своей никчемной жизни подходил.


Свеча догорела в танцзале Детинца,
Домучил оркестрик свой танец-финал,
И после мы шли – два босых пехотинца
Цветущей аллеей. Стихи я читал.

Светила луна на ночном небосводе,
Воздух цветами благоухал.
Душою отдавшись тебе и природе,
Запах сирени я жадно вдыхал.

Словно наш радостный путь осеняя,
Крест на соборе светился вдали.
В сладости пламенных чувств утопая,
Крепко обнявшись, с тобою мы шли.

Но вечного нет ничего в этом свете,
И нам распрощаться настала пора.
Ну, как позабыть мне объятия эти,
И то, как гуляли всю ночь до утра!

* * *

Ужасно часто люди, сочетаясь,
Идут за стол, уставленный вином,
Чтоб чувства подогреть. И, напиваясь,
В хмельном угаре любятся потом.

Уж если я влюблен в мою подругу
Ужели нужно будоражить кровь?
Мы трезво будем лакомы друг другу
Долой вино! Да здравствует любовь!


Зима навалилась снегами,
Мороз раскидала по улице.
Он звонко хрустит под твоими ногами
И в щечки с тобою целуется.

А щечки твои от его поцелуев
Пылают как алая роза.
Поверь, я к морозу тебя не ревную,
Хочу быть на месте мороза.

* * *

Друзья мои, подходит день и час,
Мы по домам разъедемся, как должно.
Но в сердце след останется от вас,
Как в вашей памяти останусь я, возможно.
Вы не печальтесь. Как–то по весне,
Нежданным гостем я нагряну к вам, поверьте,
Или пришлю, как память обо мне,
Мой пламенный привет в большом конверте.
И может быть широкою рекой
Пред вами потекут воспоминанья,
Вы вновь увидите, как я машу рукой:
До свидания, ребята, до свиданья!

[Leon]

ВАСЬКА

Вы утверждаете, что животные живут инстинктами и не соображают? А я говорю, что животные соображают, да так соображают, что подчас диву даешься, откуда у них столько ума берется.
Был у меня кот. Не породистый, обычный домашний серый кот Васька. Появился он у меня случайно и, если верить в мистику, то и как бы необычно. Дело в том, что я вообще не собирался заводить какую-нибудь живность. А тут выхожу утром из дома на крыльцо и вижу, как какой-то котенок, направляется ко мне, подходит и садится у моих ног, как садятся кошки или собаки у ног своих хозяев. Его поведение меня как-то к нему сразу расположило, и я почему-то решил: «Если кот, возьму, если кошечка, пусть ищет других хозяев». Конечно, кошечки ласковее котов, но когда вырастают, начинают приносить котят, и куда девать их потомство - становится проблемой. Я не хотел обременять себя такой заботой.
Мой пришелец оказался котом. Я принес из дома молока, открыл гараж, поставил блюдце с молоком в уголке гаража, позвал котенка. Он прибежал, полакал молока, отошел от блюдца, уселся у моих ног, прикрыл глаза, стал подремывать. Я оставил его в гараже, пошел по своим делам.
Через некоторое время в гараж зашла моя жена, увидела котенка:
- А ты откуда взялся? – удивилась она и стала его выгонять. Котенок шмыгнул под машину и спрятался за колесом. Жена взяла веник, попыталась выгнать его из-под машины веником. И началась игра в кошки-мышки. Она с веником к одному колесу, за которым он спрятался, а он уже перебежал и спрятался за другим колесом. Не добившись успеха, жена оставила свою затею.
Вскоре пришел я, рассказал жене о котенке, она согласилась:
- Раз ты решил, пусть живет, но только в дом не бери. Это же кот. Как начнет метить углы, будет такое амбре, хоть беги.
На том и решили. Я назвал котенка Васькой, стал он жить у меня в гараже. Но как только в гараж входила жена, Васька, еще только заслышав ее шаги, прятался и сидел в укрытии, пока она не уходила. И только после того, как она принесла ему молока, ласково объяснила ему, что прогонять его не собирается, он перестал от нее прятаться.
Надо признаться, что я ни разу не пожалел о том, что взял себе Ваську. Как только он немного подрос, выловил всех мышей не только в моем гараже, но и в сараях соседей, и вообще во всей округе. Иную мышку поймает, поиграет с ней и съест. А иную отловит, но почему-то не ест. Выходишь подчас утром из дому, а на пороге лежит мышка, а то и две. И понимай это как хочешь, то ли как отчет о работе, то ли как подношение хозяину.
За ним водилась не только эта особенность. Я стал замечать в его поведении несомненные черты достоинства. Он был ненавязчив, в дом не лез, возьмешь на руки погладишь, заурчит, но посидит немного, спрыгнет с рук и, не спеша, удалится. А иногда сам подойдет, заглянет в глаза, мяукнет, мол, возьми на руки. И, надо сказать, что как бы я не был занят, а отказать ему в этом не смог ни разу, как будто он имел на меня магическое действие. Зато, если он направился куда, а я его окликнул, он, бывало, приостановится, мяукнет в ответ на зов и пошагает дальше. И тут ты его сколь ни зови, он тебя будто не слышит, невозмутимо продолжает свой путь.
Прошло какое-то время. Подарили мне щенка, я дал ему кличку Песик, смастерил ему конуру рядом с гаражом, где жил Васька, и стали они соседями. Надо отметить, что к появлению Песика Васька отнесся спокойно, если не сказать равнодушно. Он его не боялся, но и на дружеские отношения не шел, хотя Песик и пытался с ним подружиться. Когда Песик пробовал заигрывать с ним, он коротко бросал ему:
- Ур, - дескать, отстань! И если Песик не унимался, и продолжал приставать, он давал Песику лапой по морде и спокойно удалялся.
Когда Васька возмужал и вошел в силу, он определил территорию своего обитания, в жестоких боях изгнал со своей территории других котов и стал полноправным хозяином в округе. Я видел, как он прогнал даже кошку, забредшую в его зону, должно быть случайно. Но к одной кошке у него все-таки была привязанность. Это была ничем не примечательная кошечка, жила она неподалеку в сарае. Если можно так выразиться относительно животных, она была Васькина подруга, Васька хаживал к ней в гости и, судя по окрасу котят, которых время от времени она выкармливала, у нее от Васьки были котята.
Однажды, мы с женой проходили мимо сарая, где жила кошечка. С нами рядом шел Песик. Кошечка сидела возле сарая, грелась на солнышке. Песик, как и все собаки, терпеть не мог кошачьей породы, исключая, конечно, Ваську, который был знаком ему с детства. Песик от нас метнулся к кошечке, набросился на нее, намереваясь изрядно ее потрепать. Кошечка не успела улизнуть в сарай, истошно вопя, как могла, отбивалась от Песика.
Мы остановились и еще не успели среагировать на это явление, как откуда ни возьмись, на Песика кинулся Васька. Песик от неожиданности отскочил в сторону, узнал в заступнике Ваську. С Васькой Песик спорить не мог, поэтому отступил, сел у наших ног.
Васька лизнул кошечку в мордочку, как бы жалея и успокаивая ее, затем подошел к Песику, укоризненно мяукнув, влепил ему правой лапой пощечину. Песик взвизгнул, а Васька с гордым видом неспешной поступью пошагал прочь.
Мы были поражены увиденным. А вы утверждаете, что животные не соображают.

[Leon]

ПЕСИК

Говорят, что долго прожившие вместе супруги становятся похожими друг на друга. Не знаю, как насчет внешнего сходства, но проживши со своей женой более двадцати лет, я стал замечать, что только подумаю сказать ей что-то, как она мне это же высказывает вслух и точно моими словами. И в образе мыслей, и в поступках со временем мы стали замечать много одинакового.
Но это люди. Они разумные существа, им свойственна наблюдательность, они обладают, хоть и в разной степени, телепатией, могут перенимать друг у друга черты характера. И это не удивительно. А вот, как животные приобретают характер своих хозяев – вот что удивительно.
У одного моего товарища ощенилась собачка, и он подарил мне щенка. Мать щенка была, по всем приметам, из породы пуделей, а отец был беспородным бродячим псом, поэтому сказать, какой породы был мой щенок, я затрудняюсь. Обычно таких собак в шутку называют двортерьерами. Будем и мы считать его обычной дворняжкой.
Поставил я ему во дворе конуру, дал имя – Песик, и стал он у меня жить, расти и, если так можно выразиться о собаке, мужать.
Я не был собаководом, поэтому наукой Песика не обременял, да и чему можно научить дворнягу? Это же не служебная собака.
Прошло время. Вышел я как-то утром во двор покормить Песика, поставил кастрюльку с едой на конуру и отвлекся на какие-то свои дела. Смотрю, подходит ко мне Песик и миску в зубах держит. Я удивился, ведь не учил я его миску подавать. Сам он до этого додумался. Похвалил я его, взял миску, положил в нее еду. С тех пор стал он мне миску подавать регулярно. Бывает иногда, забудется или отвлечется на что-то и не подаст миску, я скажу ему:
- Неси миску. – Он как будто и слова понимает, возьмет миску, принесет, станет передо мной и норовит положить миску мне прямо в руки.
Собака – дитя природы, ей нужна свобода. Собака должна как можно больше бегать и, желательно, по возможности, бегать на природе. Я не понимаю тех людей, которые помещают своих питомцев в квартирах, по существу, в тюремные условия и выводят их на улицу на короткое время на поводке.
Я не держал Песика взаперти. Хоть и жил он у меня во дворе, огороженном забором, но куда бы я ни пошел, на прогулку ли, или ненадолго по делам, я всегда брал его с собой. Были случаи, когда я ездил на автобусе в областной центр по делам, он вместе с моей женой провожал меня на автостанцию, а когда я возвращался, встречал.
Однажды мне нужно было пойти за покупкой в магазин стройматериалов. Я взял Песика с собой. Путь мой лежал через автостанцию. На автостанции я встретил своего давнего приятеля. Мы с ним, стоя на перроне, несколько минут поговорили, потом пришел его автобус, я проводил его до автобуса, попрощался и пошел дальше по своим делам. Дорогой я обратил внимание на то, что Песика рядом со мной нет, но подумал, что он проводил меня до автостанции, наверно решил, что я уехал на автобусе, и убежал домой.
Я возвратился из магазина, Песика дома не было. Не пришел он и к вечеру, не пришел и на утро следующего дня. Я решил, что он пристал к какой-нибудь собачей свадьбе, и особо не беспокоился. Но Песик не вернулся домой и на третий день. «Может, его отловили, как бездомную собаку, или он попал под машину…», - с тревогой терялся я в догадках.
Вечером третьего дня мне снова довелось проходить мимо автостанции, и там я увидел моего Песика. Я стал наблюдать за ним. Когда очередной автобус подъезжал к перрону, Песик подходил к двери автобуса, осматривал выходящих из него пассажиров, и когда последний пассажир покидал автобус, он отходил, ложился на перроне у стенки автовокзала, не выпуская из вида стояку автобусов.
Я все понял. Тогда, на станции, он видел, как я с приятелем подошел к автобусу, потом он на что-то отвлекся, я ушел, а ему показалось, что я уехал, и он стал дожидаться моего возвращения. Мне было приятно осознавать такую преданную его привязанность ко мне, я окликнул его. Он повернул голову на мой зов, увидел меня, вскочил со своего места, бросился ко мне и радости его не было границ.
Не каждая собака любит ездить в автомобиле. Иного пса даже силой не заставишь залезть в салон машины. Песик не пропускал ни одной проходящей машины, чтобы не облаять ее, поэтому я думал, что он ненавидит автомобили, и даже не пытался взять его с собой в машину. Однако случилось так, что однажды, едва отъехав от дома, я обратил внимание на то, что у машины не полностью закрыта задняя правая дверка. Я остановился, подошел к двери, приоткрыл ее, чтобы захлопнуть, и в этот момент Песик проворно заскочил в салон, стал на задние лапы между сиденьями, а передние лапы положил на спинку водительского кресла.
Я взял его с собой. Он всю дорогу так и ехал, спокойно глядя из-за моей спины в лобовое стекло на дорогу. С тех пор он стал постоянным моим попутчиком. Бывало иногда, чтобы позабавиться, я специально как бы оставлял его дома, отъезжал один. Он срывался вслед машины, бежал сбоку, заглядывая ко мне в боковое стекло, и лаял, как бы говоря:
- А меня-то ты забыл!
Меня удивляло и то обстоятельство, что когда я проходил мимо его конуры просто так, по повседневным своим маршрутам, он вел себя спокойно, только приветливо помахивая своим хвостом. Но стоило мне начать собираться в лес, или на прогулку на лыжах, или ехать в автомобиле, как он начинал вертеться возле меня, лаять, как бы торопя со сборами, а может быть говоря мне о том, чтобы я не забыл взять с собой и его. И как он узнавал, что я иду на прогулку, до сих пор для меня остается загадкой.
На прогулке он всегда бежал впереди. Стоило мне остановиться на лыжне или на дороге, он останавливался тоже, сначала смотрел на меня издали, и если я почему либо не двигался, подбегал ко мне, с лаем хватал меня зубами за ноги, давая понять или, если хотите, говоря:
- Ну, что ты стал? Пойдем дальше.
Так он делал всякий раз, когда мы шли от дома, а когда возвращались домой и я останавливался, он либо просто подбегал ко мне и садился рядом, либо поджидал меня, стоя на дороге.
Я рос застенчивым и совестливым ребенком. Мне всегда становилось неимоверно стыдно, если я даже невольно совершал какой-нибудь нехороший поступок. У меня язык не поднимался сказать грубое или нецензурное слово, а тем более кого-нибудь обидеть. Эти недостатки сохранились у меня и поныне. Иногда и надо бы осадить какого-нибудь распоясавшегося нахала, а я не могу. И не потому, что боюсь его, а просто знаю, что хороших слов он не поймет, а на грубость я не способен.
Мои родители с раннего детства внушали мне:
- Никогда не бери ничего чужого. Даже, если ты идешь по улице и видишь на дороге лежащую вещь, пройди мимо. Пусть она даже никому не принадлежит, пусть она без пользы пропадет, но не ты ее положил, не тебе ее и брать.
Всего один раз в жизни, в ранней молодости, я пренебрег заповедями моих родителей, взял грех на душу, соблазнился на чужую шоколадку, чтобы попробовать ее вкус, поскольку в нашем голодном детстве не то, что шоколад, а обычные конфеты для нас были недоступны.
Совесть мучает меня вот уже много лет. Я и рад бы извиниться и взамен вернуть сотню шоколадок, но где теперь найти того, кого я этим обидел, и чем загладить мой грех, я не знаю.
Однажды мне нужно было взять дома какую-то вещь. Песику я иногда разрешал зайти в квартиру, сопровождал он меня и в тот раз. Пока я находился в комнате, Песик прошел на кухню. Там на обеденном столе в тарелке лежали пряники.
Я не помню случая, чтобы Песик стащил у нас хоть какой-то кусок. Обычно, если мы даже ели в его присутствии, он смирно сидел рядом и терпеливо ждал, когда и ему что-нибудь перепадет с нашего стола в порядке угощения. Не знаю, как это он изменил своим принципам, но в этот раз на пряник он соблазнился.
Я заметил это, подошел, отнял пряник и сказал ему с укоризной:
- Ты украл пряник. Как тебе не стыдно?
Песик извинительно посмотрел мне в глаза, потом виновато опустил голову и поплелся за мной из квартиры. Я завел его во двор и посадил на цепь.
На следующее утро я принес ему миску с едой, он вылез из конуры, но не бросился ко мне с радостью, как это было прежде, а просто печально посмотрел на меня и слегка махнул хвостом. Я поставил миску и ушел.
Вечером я зашел к Песику, еда осталась не тронутой. Он снова вылез из конуры, снова печально посмотрел на меня. Я решил, что он просто не голодный, ушел домой.
На следующее утро картина повторилась. Я подумал, что Песик заболел. Обычно, о том, что собака заболела, узнают по ее носу. У больной собаки нос бывает горячим. Я дотронулся рукой до носа Песика, нос был теплый, но не горячий. « В чем дело? - недоумевал я, - Может быть, еда испортилась?»
Я принес ему свежей еды, но и к ней он не притронулся. Я терялся в догадках: что случилось с моим Песиком, почему он потерял аппетит, отчего он стал таким печальным?
Через несколько дней Песик умер. И только тогда до меня дошло, что он так печально и умоляюще смотрел мне в глаза, ожидая от меня прощения за кражу. А вот простить его и сказать ему об этом я не догадался. Он же, не будучи прощенным, не мог есть мой хлеб и умер от угрызения совести.

[Leon]

ДЕД МОРОЗ

Маша и Ксюша любили встречать Новый год у дедушки и бабушки. Во-первых, потому, что дедушка приносил и устанавливал настоящую, живую елку и они с огромным удовольствием наряжали ее. Во-вторых, рядом с домом дедушки и бабушки была хорошая крутая горка, и они могли целый день с подругами кататься с нее на санках, на ледянках и просто так – ни на чем. А самое главное, в новогоднюю ночь, когда Маша и Ксюша уже крепко спали, в дом к дедушке и бабушке приходил Дед мороз, приносил и клал под елку новогодние подарки. Подарки были и для Маши с Ксюшей и для дедушки с бабушкой. Только для мамы с папой подарков не было, потому что они праздновали Новый год в своей компании и Дед мороз, наверно, приносил им подарки туда.
Каждый раз в новогоднюю ночь, когда Маша и Ксюша ложились спать, они с волнением думали о том, какой подарок принесет им Дед мороз в этом году. А утром, когда они просыпались, они не нежились, как обычно, в постели, а быстро вставали и скорее к елке. И каждый раз находили под ней самые нужные, самые интересные подарки, те самые, которые и хотели получить. Должно быть Дед мороз каким-то образом угадывал их желания.
А когда Маша и Ксюша подросли, и сами научились читать и писать, то стали посылать перед Новым годом Деду морозу письма, в которых сообщали ему о своих успехах и просили его подарить им на Новый год ту или иную, необходимую для занятий или игр, вещь. И так получалось, что Дед мороз всегда выполнял их просьбу, в новогодних подарках они обязательно находили то, о чем просили его.
Накануне этого Нового года, они тоже написали Деду морозу письмо и с нетерпением стали считать оставшиеся деньки старого года, торопя их, чтобы побыстрее поехать к дедушке с бабушкой. Но перед самым Новым годом вдруг выяснилось, что мама с папой на Новый год уходят на ответственное дежурство и отвезти Машу с Ксюшей к дедушке с бабушкой не смогут.
Настроение у них испортилось, они почувствовали себя самыми несчастными детьми на свете. С горки они, конечно, могут покататься и после наступления Нового года, но Дед мороз придет ночью, увидит, что их нет, и унесет подарки обратно.
Так и случилось. В новогоднюю ночь пришел Дед мороз в дом к дедушке и бабушке, посмотрел, что елка не наряжена, что Маша и Ксюша отсутствуют, вздохнул с сожалением, повернулся и пошел к выходу. Но в тот момент, когда он подошел к двери, бабушка проснулась, увидела его, объяснила, что Маша и Ксюша не приехали потому, что их мама и папа на ответственном дежурстве и не смогли привезти их.
- Ну что ж, - сказал Дед мороз, - причина у них уважительная. Но чтобы я положил под елку подарки, пусть они, как приедут, сами нарядят елку. Я буду разносить подарки до самого Рождества. Когда Маша и Ксюша нарядят елку, перед тем, как лечь спать, пусть хлопнут в ладоши. Если это будет первого числа, пусть они один раз хлопнут в ладоши, я буду знать, что меня здесь ждут первого января. Если они приедут второго числа, то пусть два раза хлопнут в ладоши, я буду знать, что меня ждут второго января. Ну, а если на Рождество, то надо будет хлопать уже семь раз, потому что рождество всегда бывает седьмого января. Ночью, когда я освобожусь от дневных дел, приду к вам и принесу подарки.
Маша и Ксюша приехали к бабушке и дедушке только второго января, увидели, что елка стоит не наряженная, под елкой подарков нету. Они в глубине души до самого последнего момента не теряли надежду на то, что Дед мороз в новогоднюю ночь все же положит им под елку подарки.
Надежда погасла. Огорчились девочки, обняли бабушку, чуть не плачут.
Бабушка поведала им про то, что ей сказал Дед мороз, Маша и Ксюша повеселели, принялись наряжать елку. Правда, они мало надеялись на то, что Дед мороз выполнит свое обещание, ведь новогодняя ночь уже прошла. Но, тем не менее, ложась спать, они по два раза хлопнули в ладоши, а утром проснулись и под елкой нашли свои новогодние подарки. Так они убедились, что Дед мороз никогда не обманывает. Пошутить он может, но обманывать детей – никогда!

[Leon]

ПЯТЬ ОГУРЦОВ

Петя, с самого утра игравший со сверстниками в подвижные ребячьи игры, почувствовал, что сильно проголодался. Он вышел из игры и побежал домой.

- Мама, я есть хочу, — запыхавшимся голосом обратился он к матери.

- Ой, Петя, а у меня обед еще не готов, — сказала мама с огорчением. – Пока я приготовлю обед, ты поди в огород, сорви и съешь хоть огурец, что ли.

Петя пошел в огород, благо, что огород находился рядом с домом. На огуречной грядке он увидел малюсенький огуречик, сорвал его, ам — хрум, съел. Рядом с этим огуречиком рос огурчик побольше, Петя и его, ам — хрум — ам, тоже съел. Глянул выше, видит, на огуречной плети висит огурец еще больше, он и его сорвал, ам — хрум — ам — хрум, съел. А пока он ел этот огурец, взгляд его остановился на красавце огурце, который всем своим видом, казалось, сам предлагал себя Пете, мол, будь другом, съешь меня. Петя не удержался, сорвал его, ам — хрум — ам — хрум — ам, съел с аппетитом. Но рядом с тем огурцом на земле лежал, укрытый огуречным листом, будто одеялом, огромный, зеленый, сочный огуречище. Ну, как его было не съесть.

Петя и его, ам — хрум — ам — хрум — ам — хрум, съел.

Глянул Петя на себя, а пузо у него, словно бочонок с солеными огурцами, руками не обхватить. Испугался Петя, побежал к доктору.

Доктор осмотрел Петю со всех сторон внимательно, узнал, что он аж пять огурцов съел, добродушно улыбаясь, сказал:

- Ничего страшного с тобой не произошло, ведь огурцы на 96 процентов состоят из воды, а как говорят мудрые люди, вода дырочку всегда найдет.

- Ой! – воскликнул Петя, — и правду говорят!

С этими словами он понесся в туалет. Не прошло и десяти минут, как Петя снова поспешил в туалет. Выйдя из туалета, Петя посмотрел на свое пузо, оно было уже поменьше. Еще и еще бегал Петя в туалет, и, наконец, его пузо стало таким, каким бывало всегда.

Пришел Петя домой, мама увидела его, сказала:

- Вот и хорошо, что ты пришел, у меня обед уже готов. Садись, поешь, а то, что толку с этих огурцов, считай, одна вода, да и только.

Н.Романов